Россия в 2017 году. Чем закончатся эксперименты со страной? - Владимир Фортунатов

В условиях острейшего дефицита всех ресурсов государство перешло к централизованному распределению всего, что реально имелось в стране: как средств производства, так и предметов потребления. Опыт в этом плане также имелся — это политика «военного коммунизма» в период Гражданской войны. Вполне логично, что все, что государство не контролировало к началу Первой пятилетки, к ее концу было под контролем государства.

Проведенная в основном в 1930–1931 годах массовая коллективизация (то есть насильственное объединение крестьян и их основных средств производства в колхозы) привела к «военно-феодальной эксплуатации» деревни государством. Уничтожены были все виды кооперации, кроме колхозов и промысловой (рыболовные, охотничьи и другие артели) кооперации. В ходе коллективизации свыше 1 млн крепких крестьянских хозяйств лишились своей земли, скота, средств производства, имущества. В ходе кампании по «ликвидации кулачества как класса» миллионы крестьян были сосланы в отдаленные местности, а тысячи расстреляны, заключены в лагеря. 250 тыс. крестьянских семей «самораскулачились», то есть, продав за бесценок либо бросив свое имущество, бежали в город, обеспечив стройки Первых пятилеток рабочей силой. Накопленное за 20-е годы имущество зажиточных крестьян в деревне и нэпманов в городе было изъято и поделено.

Ради чего все это было сделано? Ведь общие объемы сельскохозяйственной продукции выросли незначительно: в 1909–1913 годах в среднем в год собиралось 65,2 млн т зерновых, в 1924–1928 годах — 69,3 млн т, а в 1936–1940 годах — 77,4 млн т. (При увеличении посевных площадей более чем на одну треть.) Ларчик открывается просто: в результате коллективизации государственные закупки с 9,5 млн т в среднем в 1924–1928 годах поднялись до 30,8 млн т в 1936–1940 годах. Государственные закупочные цены на продукцию сельского хозяйства были много ниже рыночных и произведенных затрат (себестоимости). Колхозам диктовалась структура посевных площадей, устанавливалось обязательное количество дней, которые каждый колхозник должен был отработать в колхозе (обычно от 100 трудодней и выше). Сурово преследовались воры, расхитители колхозного имущества. По закону, принятому в 1932 году, человек, посягнувший на колхозное добро, наказывался вплоть до расстрела. Нарушителями «закона о пяти колосках», как его называли современники, «парикмахерами», «несунами» были, как правило, женщины и дети из наиболее бедствовавших семей. Поэтому к этой категории «преступников» высшая мера наказания применялась редко. Использование довольно большого числа тракторов, комбайнов, другой техники с трудом восполняло потери села. От массового голода зимой 1932/1933 года на Украине, Северном Кавказе, в Поволжье, на Южном Урале и в Казахстане погибло 3–5 млн человек[45]. В 1930 году было вывезено хлеба на 883 млн руб. В 1930 и 1931 годах СССР экспортировал примерно по 5 млн т. в год, а еще в 1928 году за границу было продано всего лишь 99 тыс. т хлеба[46]. Поскольку производство зерновых не только не увеличилось, но в связи с развернувшейся коллективизацией даже упало, то вывоз осуществлялся за счет сокращения внутреннего потребления. В стране была введена карточная система, действовавшая с 1928 по 1934 год.

С 30-х годов крестьяне перестали быть хозяевами земли и продуктов своего труда. «Ленинский кооперативный план», если использовать старое обозначение совокупности ленинских высказываний по аграрному вопросу, был отвергнут. Установилась и упрочилась практика директивного планирования и бюрократического командования колхозами со стороны партийно-советского аппарата. В обычном крестьянском обиходе ВКП(б) расшифровывали как «второе крепостное право большевиков».

«Конечно, мы могли бы из полутора миллиардов рублей валюты, истраченных за этот период на оборудование нашей тяжелой промышленности, отложить половину на импорт хлопка, кожи, шерсти, каучука и т. д. У нас было бы тогда больше ситца, обуви, одежды. Но у нас не было бы тогда ни тракторной, ни автомобильной промышленности, не было бы сколько-нибудь серьезной черной металлургии, не было бы металла для производства машин, — и мы были бы безоружны перед лицом вооруженного новой техникой капиталистического окружения», — отвечал Сталин в уже цитированном выступлении.

Ответил Сталин и тем, кто, по его мнению, сомневался в необходимости наиболее ускоренных темпов развития промышленности. «Правильно ли поступала партия, проводя политику наиболее ускоренных темпов? Да, безусловно, правильно. Нельзя не подгонять страну, которая отстала на сто лет и которой угрожает из-за ее отсталости смертельная опасность. Только таким образом можно было дать стране возможность наскоро перевооружиться на базе новой техники и выйти, наконец, на широкую дорогу… Партия не имела возможности ждать и маневрировать, и она должна была проводить политику наиболее ускоренных темпов», — объяснял руководитель партии необходимость именно форсированной индустриализации.

Сталину было чем гордиться. В 1936 году СССР давал 18 % мирового промышленного производства, Германия — 10,5 %, Италия — 2,9 %, Япония — 3,4 %, Великобритания — 9,8 %, Франция — 3,4 %.

В то время как большинство ведущих зарубежных стран всего лишь преодолевали последствия мирового экономического кризиса, наращивали промышленное производство или находились в состоянии застоя, СССР демонстрировал самые высокие темпы развития.

Индексы объема промышленной продукции СССР и капиталистических стран (данные в процентах, 1929 год — исходный показатель).

Предметом особой гордости советского руководства с конца 1930-х годов и вплоть до падения советского строя были значительные показатели объемов валовой продукции по различным отраслям промышленности, по которым страна занимала первые места в Европе и ведущие места в мире (как правило, второе) с отставанием от США.

Место промышленности СССР в Европе и мире в 1913 и 1936 годах.

Доверяться сталинской статистике уже на протяжении нескольких десятилетий не очень принято. Но, в отличие от статистики послесталинского периода, в основательном статистическом справочнике, из которого взяты все приводимые данные[47], есть и сведения о нерешенных проблемах. Так, руководство сталинского СССР осознавало, что валовые показатели не дают полного представления о состоянии экономики, а по качественным показателям не все обстоит благополучно. Данные по такому ключевому показателю также были обнародованы.