Катрин Блюм - Александр Дюма

— А, мсье Бернар! Вы дали мне пощечину! Это будет вам дорого стоить!

Час спустя подобно птичкам, которые улетели, потревоженные легким утренним ветерком, лучами восходящего солнца и шелестом деревьев, влюбленные исчезли, а вместо них в нижнем зале Нового дома появились два человека, склонившиеся над картой, на которой был изображен лес Вилльер-Котре. Они чертили какие-то контуры, причем один из них все время хотел их расширить, а другой, наоборот, видя неточность, старался исправить ее и восстановить истинные границы. Эти два человека были: Анастас Рэзэн, мэр Вилльер-Котре, и наш старый друг Гийом Ватрен.

Эти границы, которые торговец лесом все время хотел расширить, а главный лесничий безжалостно сужал до пределов, установленных циркулем инспектора, принадлежали просеке, которую мэтр Рэзэн купил на последних торгах.

Наконец, Гийом Ватрен встряхнул головой, как бы в знак согласия, и, постучав трубкой по ногтю, чтобы высыпать пепел, сказал торговцу лесом:

— Знаете, а вы купили прекрасную партию товара, да и совсем недорого!

Мсье Рэзэн, в свою очередь, выпрямился.

— Совсем недорого, это за двадцать-то тысяч франков?!!! — воскликнул он. — Ну и ну! Похоже, что деньги легко вам достаются, дядюшка Гийом!

— Да уж, нечего сказать! — ответил тот, — при девятистах ливрах в месяц — плата за жилье, отопление, каждый день жаркое из кроликов, а по праздникам немножко свинины… есть с чего сделаться миллионером, не так ли?

— Ба, — сказал торговец лесом, внимательно посмотрев на дядюшку Ватрена и улыбаясь той тонкой улыбкой, которая называется улыбкой делового человека, — всегда можно стать миллионером, если хочешь… Но, конечно, всякое бывает!

— Так поделитесь вашим секретом, — попросил Гийом, — это мне доставит большое удовольствие, честное слово!

Торговец лесом снова посмотрел на главного лесничего своим пронзительным пристальным взглядом; словно подумав о том, что еще не пришло время открыть такую важную тайну, он сказал:

— Хорошо, я открою вам секрет, но только после ужина, когда мы будем сидеть вдвоем за стаканчиком вина, который поднимем за здоровье наших детей; и, если у нас появится способ найти средство, то… вы понимаете, дядюшка Гийом? Тогда мы сможем уладить все дела!

Дядюшка Гийом посмотрел на него, поджав губы и кивая головой. Трудно было предположить, что он ответит на это таинственное предложение, как внезапно вошла растерянная Марианна.

— О господин мэр! — воскликнула она, — какое несчастье!

— Боже мой, что случилось, мадам Ватрен? — спросил мэр с заметным волнением.

Что касается дядюшки Ватрена, то он знал свою жену и привык к ее манере говорить и поэтому выглядел менее взволнованным, чем его гость.

— Что случилось? — снова спросил мэр.

— Что произошло, мать? — в свою очередь поинтересовался Ватрен.

— Дело в том, — ответила Марианна, — что мадемуазель Эфрозин почувствовала себя нездоровой!

— Ну, это не страшно! — сказал мэр, который, видимо, так же хорошо знал свою дочь, как Гийом знал свою жену.

жил — у меня не было жизни, потому что нельзя жить без души, ничего не любя, ничем не интересуясь, в бесконечно плохом настроении! Боже мой! Все, кто знают меня, скажут тебе об этом. С тех пор, как ты уехала, ни мой прекрасный лес, где я родился, ни большие дубы с их шелестящей листвой, ни буки с их серебряной корой, ничто не могло развеять моей тоски! Когда я выходил утром из дома, в щебете просыпающихся птиц, которые воспевали зарю божьего дня, я слышал твой голос! Вечером, когда я возвращался домой, я оставлял своих товарищей, которые шли дальше по тропинке, а сам углублялся в лес, и мне казалось, что какой-то белый призрак зовет меня, скользя между деревьев и указывая мне путь, и исчезает, по мере того как я приближаюсь к дому, и что он всё-таки ждет меня у дверей! С тех пор, как ты уехала, Катрин, не было ни одного утра, когда бы я не говорил товарищам: «Где же птицы, я не слышу, чтобы они пели, как раньше!», — и не было ни одного вечера, когда вместо того, чтобы вернуться раньше всех и быть веселым, бодрым и радостным, я приходил последним и был безразличным, грустным и усталым!

— Дорогой Бернар! — прошептала Катрин, подставляя молодому человеку лоб для поцелуя.

— Но с тех пор, как ты здесь, Катрин, — продолжал Бернар с тем юношеским пылом, который сопутствует первым волнениям крови и первым мечтам воображения, — с тех пор, как ты здесь, все изменилось! Снова запели птицы на деревьях и теперь я знаю, что милый моему сердцу призрак ждет меня там, под большими деревьями, и зовет меня покинуть тропинку и следовать за ним к дому… и на пороге этого дома… О! Да, я знаю, что я найду там не призрак любви, а счастливую действительность!

— О! Мой дорогой Бернар, как я тебя люблю! — воскликнула Катрин.

— Но потом… потом… — продолжал Бернар, нахмурив брови и хватаясь рукой за лоб, — но нет… я не хочу тебе об этом говорить!

— Скажи мне все! Скажи мне все! Я хочу все знать! -

— А потом, сегодня утром, Катрин, когда этот проклятый Матье принес мне письмо от Парижанина, письмо, где этот человек обращается к тебе, моя Катрин, к тебе, к которой я не смею обращаться иначе, как к Святой Деве, этот человек смеет обращаться к тебе, мой прекрасный лесной цветок, как к какой-нибудь городской красотке! Узнав об этом, я почувствовал такую боль, что решил, будто я умираю, и в то же время такое бешенство, что я сказал себе: «Пусть я умру, но перед тем, как умереть, я его убью!»

— О, — ласково прошептала Катрин, — так вот почему ты по ехал на дорогу, ведущую в Гондревиль с заряженным ружьем, вместо того, чтобы спокойно ждать здесь твою Катрин! Так вот почему ты проскакал шесть лье за два с половиной часа, рискуя умереть от жары и усталости! Но ты был наказан: ты увидел твою Катрин на час позже, чем следовало! Правду говорят, что вместе с виновным страдает и невинный! Ревнивец!

— О, да, ревнивец, ты правильно сказала! — прошептал Бер нар сквозь зубы, — ты не можешь себе представить, что такое ревность!

— Могу, потому что однажды я тоже начала ревновать, — смеясь, возразила Катрин, — но сейчас я больше не ревную, будь спокоен!

— Дело в том, видишь ли, — продолжал Бернар, сжав руку в кулак и поднося ее ко лбу, — если бы, к несчастью, злой рок распорядился бы так, чтобы ты не получила это письмо, или, получив его, ты бы не изменила свой путь… И если бы ты поехала через Вилльер-Котре и встретила этого фата… то… от одной этой мысли моя рука тянется к ружью и…

— Замолчи! — воскликнула Катрин, испуганная выражением лица молодого человека и в то же время словно пораженная каким-то видением.

— Замолчать! А почему я должен замолчать? — спросил молодой человек.