Великий перелом - Дмитрий Шидловский

— Джугашвили? — предположил Янек.

— Точно.

Тяжелый взгляд грузина буквально придавил Янека. Ссыльный был явно недоволен, что его инкогнито раскрыто. С трудом скинув с себя оцепенение, Янек Снял с плеча ружье и с показной веселостью обратился к ссыльному:

— А я-то думаю, чего я сегодня патроны на медведя в стволы зарядил. Видать, для тебя, Иосиф Виссарионович, убийца ты чертов.

Вскинув оружие, он дважды почти в упор выстрелил в грузина.

— Ты что?!

Ошарашенный крестьянин метнулся к Янеку, но тут же получил мощный удар прикладом в живот. Развернувшись, Янек со всех ног бросился в лес.

Янек бежал долго, не разбирая дороги, не обра-Чая внимания на хлеставшие его по лицу и рукам ветки. Наконец он споткнулся и упал ничком. Подниматься сил не было. Его била мелкая дрожь. Всего несколько минут назад он убил человека! И какого человека! Тирана, который должен был уничтожить миллионы, поработить его любимую Польшу. Теперь мир спасен от этого чудовища. Можно сказать, что миссия, ради которой Янек пришел в этот мир, исполнена. Неожиданно быстро, одним, а вернее, двумя выстрелами. Но все же Янек не мог отделаться от ужаса, охватившего его после убийства. Все мысли о том, что он сделал благое для человечества дело, разбивались о воспоминание о тяжелом взгляде Сталина и о том, какой страх появился в его глазах за мгновение до смерти. Оказывается, это тоже был человек, и он способен был испытывать все те же эмоции, что и остальные люди. Да и тот ли это был человек, которому предстояло уничтожить миллионы?

— Тот самый, не сомневайся, — прозвучал знакомый голос прямо над ухом.

Янек резко перевернулся и сел. Рядом с ним, прислонившись спиной к дереву, сидел Басов. Янек даже не сразу узнал «дядю Войтека» из-за странного наряда и окладистой бороды, обрамлявшей его лицо. На фехтовальщике были русский кафтан и островерхая шапка допетровской эпохи, широкие штаны и сапоги, а на коленях у него лежала кривая сабля в богато инкрустированных ножнах. И только неизменное печально-ироничное выражение глаз позволило Янеку сразу узнать во внезапно оказавшемся рядом человеке Басова.

— Дядя Игорь, как вы здесь оказались?! — воскликнул Янек.

— Вы тут, ребята, стрельбу на всю Россию затеяли, — лукаво усмехнулся Басов. — Как же не посмотреть?

— Но как вы здесь оказались? Вы же, кажется, в Париже были.

— Как видишь, одет по последней парижской моде. Знаешь, приятель, я уже вырос из того возраста, когда кажется, что смысл жизни — это деньги и бабы. У меня другие заботы. Сейчас вот пришел с тобой пообщаться.

— Но как?

— Это уж мои дела. У тебя, кажется, были вопросы. Спрашивай.

— Это был Сталин? — чуть помедлив, спросил Янек.

— Да.

— Я его убил?

— Да.

— И что теперь будет?

— Что ты имеешь в виду?

— Я хотел узнать, изменится ли из-за этого история.

— Конечно, изменится.

— А как?

— Много хочешь знать.

— Но вы же обещали ответить на все мои вопросы.

— Я обещал их выслушать. Ответов я не гарантировал.

— Но вы ведь знаете, что будет.

— В общих чертах, — И что же?

— А ты уйдешь отсюда?

— Что вы имеете в виду? — опешил Янек.

Басов внимательно посмотрел на Янека:

— Знаешь, наверное, мир не случайно устроен так, что люди не знают предстоящие события. Если я расскажу тебе, то ты станешь человеком, который нарушит законы мироздания одним фактом того, что узнает будущее.

— Но ведь мы попали сюда, уже зная, что будет.

— И сразу принялись убивать. Другого способа изменить историю не нашлось. Положим, Крапивин пристрелил Распутина. Через полгода при дворе появился блаженный Федор, и все пошло своим чередом. Но Сталин не Распутин, ты одну из ключевых фигур двадцатого века убрал. Это уже более серьезные изменения.

— Какие?

— Я же сказал, что не скажу, если ты не уйдешь отсюда.

— Что значит уйду?

— Если ты немедленно покинешь этот мир и пройдешь по коридору, который закроет тебе доступ в текущее время этого мира.

— Но сами вы сможете сюда возвращаться?

— Да.

— Почему?

— Потому что я не пытаюсь его изменить.

— Я вас не понимаю.

— Пока подумай над тем, почему так устроено. Как только найдешь ответ, сразу поймешь, почему с тобой происходит то, что происходит. Можешь считать это домашним заданием.

— Если я останусь здесь, я смогу ответить на этот вопрос?

— Разумеется.

— А если я пойду с вами, я сразу получу ответ?

— Нет. Вне пределов этого мира ответов на блюдечке тоже никто не подает.

— Почему вы не хотите объяснить мне?

— Объяснить я могу хоть сейчас. Более того, ты наверняка уже неоднократно слышал то, что я мог бы тебе сказать. Но ты не готов услышать. Есть вопросы, ответы на которые надо искать самому.

— Так зачем вы вообще пришли?! — воскликнул Янек.

— Чтобы предложить тебе выход. Ты хотел изменить историю. Ты ее изменил. Твоя миссия в этом мире выполнена. Можешь идти в следующий… если еще не надоело.

— Я хочу знать, насколько изменилась история Польши, — потребовал Янек. — Я пришел сюда, чтобы дать свободу полякам.

— Ты знаешь, что они обретут свободу и без тебя.

— А потом потеряют. Из-за Сталина.

— Вообще-то я всегда считал, что в тридцать девятом первой на Польшу напала Германия.

— А Советы ударили в спину. Если бы не Сталин, мы могли бы еще сопротивляться. К пятнадцатому сентября тридцать девятого фронт стабилизировался…

— Положим. Хотя я все равно сомневаюсь, что Польша могла выиграть ту войну. Но вот сейчас ты убил Сталина. Опасность, что он организует нападение, снята. Ты свободен.

— Нет, — отчаянно замотал головой Янек. — Есть ещё Гитлер.

— Значит, надо убить Гитлера, — заключил Басов. — Да, я его пристрелю.

— Я смотрю, ты пристрастился к оружию.

— Да, испытываю необъяснимую любовь ко всему, что стреляет, колет и режет, — с вызовом проговорил Янек и любовно погладил свою двустволку.

— Это потому, что ты слаб, — спокойно ответил Басов. — Люди любят то, что делает их сильнее: быстрых коней, мощные автомобили, оружие, деньги, высокие должности. Этим они компенсируют свое несовершенство. Если ты силен духом, никакие предметы силы тебе не требуются. Впрочем, вернемся к нашему разговору. Твой расстрельный список растет. Тебе это не напоминает нелюбимых тобой большевиков? Неужели, чтобы привести треть человечества к счастью, надо треть расстрелять, а вторую треть посадить?