Украденный голос. Гиляровский и Шаляпин - Андрей Добров

Шаляпин тут же заулыбался:

– Расскажу, расскажу! Только давайте здесь закончим и поедем домой – я уже устал как собака со всеми этими приключениями. По дороге и расскажу – история очень забавная.

Он встал, подошел к платяному шкафу и осмотрел себя в большом зеркале его дверей.

– Фу-у-у! Ну и вид у меня! – воскликнул Шаляпин, касаясь пальцами своего лица и пытаясь отряхнуть одежду. – Это что – грязь или фингал?

Он потер рукой под глазом.

– Фингал. Прекрасно! А ведь у меня завтра вечером спектакль!

– Как же вы будете петь? – с тревогой спросил я.

– Ну, синяк я гримом замажу. А петь он мне не помешает.

Полюбовавшись на себя еще немного, Шаляпин распахнул дверцы шкафа:

– Что тут?

Слева на полках лежали кучки белья, а в отделении для платья висело несколько несвежих рубашек и еще кое-что, привлекшее внимание певца.

– Владимир Алексеевич! Ну-ка, посмотрите на это!

Он вынул из шкафа черное женское платье и шляпу с густой вуалью. От наряда крепко пахло нафталином.

– Там еще ботинки и перчатки. Неужели нашего Полковника посещала дама.

– Если и посещала, то ушла голой – платье-то у вас в руках.

– А может, он того… – Шаляпин комически поморщился. – Из мужеложцев?

Я осмотрел платье.

– Думаете, надевал его и ходил на свидания?

– Ну!

– Вряд ли. Он должен быть высоким. А платье коротко.

Я вынул блокнот и набросал список наших находок, а потом вернулся к буфету.

– Вот, посмотрите, Федор Иванович!

– Что там?

– Наш Полковник жил небогато. И это как раз понятно – много ли хитрованцы заплатят за лечение да за «малинку»? Ну, может, выделят долю из награбленного. К тому же, как мы знаем, он постоянно тратился на кокаин. А вот поди ж ты – сколько стоят эти часы?

Шаляпин подошел и осмотрел замеченные мной настольные часы в виде миниатюрного французского шале.

– Рублей шестьдесят-восемьдесят. Не меньше. Дороговато…

– Или вот – полюбуйтесь – новенькая гильотина для сигар. А сигары-то не дешевы.

Я взглянул на стол – там стояла хрустальная – пепельница с окурком сигары. Стакан кофе и наполовину съеденный бублик с маком – вероятно, Полковник ужинал, когда услышал сигнал тревоги.

– Так, и что это означает? – спросил Шаляпин.

– Похоже, в последнее время у него появились деньги.

Я дополнил свой список этими вещицами, а потом захлопнул блокнот.

– Ну что? Давайте на этом закончим? Больше я тут ничего примечательного не нахожу. А вы?

– Нет.

– Ну, тогда пойдем искать дворника, попробуем узнать у него о жильце.

Мы вышли в общий коридор и потом вышли на улицу.

Как я уже говорил, дом выходил торцом на Подколокольный переулок. Обогнув угол, мы оказались перед раскрытыми железными воротами, освещенными одиноко стоящим фонарем. Дождь не прекратился, но ослабел. Дворник сыскался быстро – он как раз собирался закрывать ворота и возился с правой створкой, отцепляя веревку, удерживавшую ее в открытом состоянии, от забора.

– Добрый вечер! – поздоровался я.

Он хмуро оглядел нас и машинально поправил бляху, приколотую к ватнику.

– Добрый.

– Не подскажете, кто живет вот в этой квартире?

– А вы кто? – спросил дворник. – Вам какое дело надобно? Ежели вы из полиции, то покажите значок. А так, идите себе, пока я городового не свистнул.

Я прикинул, что наш вид действительно должен был казаться дворнику очень подозрительным – я-то сам был изрядно перепачкан землей, а уж Шаляпин в его маскировке, да еще со свежим синяком и грязевыми разводами на лице – и подавно выглядел как молодой хулиган с рынка. Тогда я вытащил портмоне, а из него единственный документ, доказывавший нашу серьезность и солидность – трехрублевую банкноту.

– Мы не из полиции, но этот жилец нам очень нужен. Просто скажи нам, как его зовут и чем он занимается.

Дворник с сомнением поглядел на деньги. Я понимал, что момент очень серьезен – он вполне мог сейчас засвистеть в свой свисток, и тогда нам предстояло объясняться в полицейском участке. Но жадность, слава богу, пересилила. Дворник принял деньги и, сунув в карман, буркнул:

– А че мне? Это вы про майора Коробейко, что ли, спрашиваете? Пал Палыча? Ну живет он здесь. Отставной. Мамаша у него парализованная.

– Мамаша? – недоверчиво спросил я. – Точно?

– Точно.

– Ты ее видел?

– Несколько раз. Он ее на процедуры иногда вывозит на коляске. Я ее прямо в коляске на извозчика подсаживал пару раз. Но он скупой – гривенный давал всего.

– А майор Корбейко – он такой высокий? Ходит в цилиндре и с тростью?

Дворник кивнул.

– Вот тебе карточка с моим адресом. Если твой жилец вернется, пошли ко мне кого-нибудь с сообщением. Получишь еще пять рублей. – Я протянул дворнику визитку.

– Десять.

– Ну ты и хват! Ладно! Прощай.

Мы вышли в переулок, оставив дворника в убеждении, что он мало запросил.

– Пойдем на Покровский, поймаем извозчика, пока они еще возят? – спросил я Шаляпина. Он согласился, и мы пошли туда, где фонарей было больше, и потому улица освещалась достаточно хорошо. Только нам эта освещенность не только не помогла, но изрядно помешала.

Из-за позднего времени извозчики попадались уже редко, но и те, завидев нас, тут же прибавляли ходу, нисколько не обращая внимания на мою поднятую руку и энергичный свист Шаляпина. Еще бы – даже я выглядел страшновато, что уж говорить про моего спутника! Наконец я решительно снял с себя пальто, оставшись в одном пиджаке, и накинул его на плечи Шаляпина, скрыв его грязную одежду. Конечно, потом жене придется отдать его в хорошую чистку, и я уже предвидел неприятные с ней объяснения.

Только теперь нам удалось остановить «легкового», и мы поехали сперва на Долгоруковскую – к певцу, а потом уже извозчик доставит меня домой. Путь в оба конца был неблизкий, и я рассчитал, что имевшихся в моем портмоне денег должно было хватить впритык. Да, дороговатым вышло для меня наше приключение, я устал как собака, но должен был поблагодарить Бога уже за то, что мы остались хотя бы живы!

Извозчик поднял кожаный верх и дал мне толстый плед – укрыться от холода.

– Так что же, Федор Иванович, вы обещали мне рассказать про то, как спаслись! Ехать долго, так что – прошу!