Другое лицо - Мари Юнгстедт

– Он слишком эмоционально реагировал иногда, – согласился Виттберг. – Впрочем, кто не нервничал бы, когда твоего коллегу жестоко убили? Я уж точно не остался бы спокойным.

– Пожалуй. Нам надо допросить других, кто работал с покойным, и посмотреть, что они скажут. Красивая мастерская, правда? И как здорово иметь свободный график. Представь только, приходить и уходить, когда захочешь!

– Да, кое-кто, пожалуй, выбрал не ту профессию, – сказал Виттберг и ухмыльнулся.

Солнце спряталось за облаками, и день обещал стать холодным. Карин показалась, что капля дождя упала ей на нос. Пожалуй, она зря не взяла с собой зонт. Погода на острове могла мгновенно измениться. Карин нравилась ее своенравность, и так было всегда. Погода здесь напоминала приключение, ее никогда не удавалось предсказать заранее.

Карин обожала Альмедальскую библиотеку и проводила там значительную часть свободного времени. Она любила читать, хотя и делала это все реже с годами. Библиотека размещалась в величественном здании с панорамными окнами, смотрящими на парк Альмедален с фонтаном и прудом посередине, где плавали лебеди и утки.

Они поинтересовались в справочном отделе относительно Урбана Эка, и, к разочарованию обоих полицейских, оказалось, что он сейчас не работал. Ушел на больничный в связи с сильной простудой еще несколько дней назад. Поэтому их направили к его помощнице Агнес Мулин, бледной женщине лет тридцати пяти, которая говорила тихим голосом и показалась им не слишком общительной.

– Как часто Хенрик Дальман приходил сюда? – спросил Виттберг.

– По крайней мере, раз в неделю. У нас проводятся совещания по понедельникам, и проект разбит на этапы. В создании столь значительного произведения завязано немало людей. Это касается и чисто технических вопросов, и всего остального – рекламы и контактов со средствами массовой информации.

Разговаривая, они посетили различные помещения. Библиотека была просторной и светлой, и у Карин сразу возникло желание взять целый мешок книг с собой домой. В последнее время она читала не так много, как раньше, например перед сном. И все из чертовых телефонов. Люди брали айфон, ложась в постель, и лазали по социальным сетям, вместо того чтобы получить удовольствие от какого-нибудь старого доброго детективного романа. Ей стало интересно, сохранятся ли библиотеки в недалеком будущем, если развитие продолжится в том же темпе.

– Мы рассчитывали, что Хенрик поставит свое творение к началу детективной недели, – сказала Агнес печально и показала на место, где собирались установить скульптуру. – Планировалось, что губернатор откроет скульптуру в первый день фестиваля, но теперь я даже не знаю, как все будет. Вам лучше поговорить с Урбаном, когда он вернется.

– Какое мнение у тебя сложилось о Хенрике Дальмане? – спросила Карин.

– Ну, он был приятный, – ответила Агнес неуверенно. – Я не так много напрямую общалась с ним, главным образом Урбан…

– Я понимаю. Но ты не заметила ничего особенного, когда он находился здесь? Может, выглядел обеспокоенным или изменился в последнее время?

– Нет, этого я не могу сказать. Я главным образом только присутствовала на встречах, чаще всего он разговаривал с Урбаном.

– И ты не знала его раньше?

Агнес покачала головой:

– Нет, мы вращались в разных кругах.

– А ты не в курсе, кто-то другой в библиотеке общался с ним или знал его ближе?

– Ни о чем таком я не слышала. Помимо того что он и Урбан обедали вместе порой. По-моему, они даже иногда встречались в свободное время.

Карин и Виттберг обменялись взглядами.

– О’кей, мы подождем, пока руководитель проекта вернется. Спасибо за то, что ты уделила нам время.

Они попрощались и покинули библиотеку.

– Боже, какое ничтожество, – сказал Виттберг, когда они вышли на улицу.

– Ничтожество, и, кроме того, ей нечего сказать, – произнесла Карин сухо. – Слушай, давай прибавим шагу, иначе мы опоздаем на дневное совещание. Я обещала купить бутербродный торт.

– Конечно, лучший кореш ведь приедет, – сказал Виттберг и закатил глаза к небу. – Собственный Обеликс[2] Государственной криминальной полиции, наибольший обжора из всех когда-либо живших на земле людей, Мартин Кильгорд. Не будь он геем, готов поспорить, что ваши отношения не остались бы только дружескими.

– Ах, – рассмеялась Карин. – Мы родственные души, я и Кильгорд, только и всего. А как у тебя самого на любовном фронте?

– Нормально, – ответил ее коллега коротко, но Карин заметила, как его лицо напряглось на мгновение.

– А мне кажется, ты немного нервничаешь в последнее время, – сказала она осторожно.

– Любовь – нелегкое дело. Порой мне очень хочется вернуться к прежней одинокой жизни. Именно этим мы с тобой известны, – сказал он и обнял ее мускулистой рукой. – Ты уже забыла об этом? Вечные одиночки. Неужели ты не тоскуешь по свободе?

– Нет, – ответила Карин и поняла, что ничуть не лукавит. Она увидела лицо Андерса перед собой и почувствовала, как сильно по нему соскучилась. – Я не тоскую по одинокой жизни, абсолютно.

На третий день после убийства Хенрика Дальмана руководство расследованием собралось на очередную встречу в здании полиции перед самым обедом. У них пока еще не появилось ни одного задержанного, и Кнутас обратился за помощью в Национальный оперативный отдел, НОО, ранее называвшийся Государственной криминальной полицией. И сейчас, к всеобщей радости, сам комиссар Мартин Кильгорд ехал к ним в такси из аэропорта. Он неоднократно оказывал содействие коллегам из Висбю и пользовался большой популярностью в их криминальном отделе. Карин и Виттберг специально зашли в кондитерскую и купили бутербродный торт по такому случаю.

Когда огромное тело гостя появилось в дверном проеме совещательной комнаты, его встретили радостными криками, похлопываниями по спине и объятиями.

Пятидесятилетний Мартин Кильгорд отличался высоким ростом и большой силой, но назвать его излишне тучным стало бы явным преувеличением. Он имел открытое лицо с большими, немного навыкате глазами, словно их обладатель постоянно чему-то удивлялся, и, по мнению Кнутаса, напоминал старого шведского актера Тора Модеена. А также он был довольно шумным, громко смеялся и много шутил. И вдобавок питал слабость ко всему французскому и даже имел бойфренда данной национальности. Сейчас он стоял на пороге и наслаждался вниманием коллег.

– Как приятно оказаться здесь снова, – прогремел он довольно и, сев на стул, вперил взгляд в бутербродный торт. – Насколько я понимаю, вам и Кнутте нужна помощь, ведь в вашей глухомани наконец произошло что-то из ряда вон выходящее.

Он задорно подмигнул Кнутасу, и тот нежно улыбнулся ему в ответ, хотя и терпеть не мог, когда Кильгорд называл его Кнутте.