Соблазн в шелках - Андреа Янг

Поскольку в данном случае речь шла не об обычном флирте, то Клодия принялась обдумывать другие возможные варианты.

Первый: пойти в свой номер; второй: продолжать сидеть здесь, не смазывая кожу кремом, и загореть докрасна; третий: натереться самой и перестать мучиться по поводу всяких глупостей, а: он пусть думает, что хочет.

Достав из сумки флакон, Клодия начала втирать лосьон в икры.

Гамильтон, кажется, не обратил ни малейшего внимания на се действия, даже когда она перешла к другим частям тела. Клодия украдкой взглянула на Гая и увидела, что он все еще смотрит на бассейн, как видно, глубоко задумавшись.

– Из-за Чего, черт возьми, я так мучилась?

– Принимаешь желаемое за действительное, дурочка. Тебе хочется, чтобы он предложил свои услуги, и ты пытаешься обмануть себя…

– Вы очень небрежно это делаете.

– Простите?

– Вы пропускаете некоторые участки. – Гамильтон вскочил на ноги, и от его резкого «подвиньтесь» Клодия совершенно растерялась.

От неожиданности она сразу же подчинилась и чуть передвинулась вперед.

Ему следовало бы сказать: «Позвольте, я помогу» или «Я большой знаток по части обращения с этим снадобьем», а она на это могла бы небрежно ответить: «Я тоже». Но этот несносный мужчина, видимо, и понятия не имел о том, что такое правила хорошего тона.

Хотя, по правде говоря, Клодии не на что было жаловаться.

Усевшись за ее спиной, Гай взял флакон из ее рук.

– Полагаю, вы не собираетесь добиться эффекта «лоскутного одеяла»? – сказал он, выдавливая прохладную колбаску крема ей на кожу. – Чтобы как следует натереть себе спину, надо иметь руки, как у орангутанга, и глаза на затылке.

Следующая минута была почти такой, как Клодия представляла себе в мечтах, но только в сотню раз лучше. И в сотню раз хуже, потому что она была вынуждена сидеть как ни в чем не бывало, пока уверенные и, по-видимому, опытные пальцы втирали лосьон в ее плечи.

– Подберите волосы, они мешают, – приказал Гамильтон.

Ну, что дальше? Может быть, следует возмутиться его повелительным тоном и, изобразив поборницу женского равноправия, отобрать у него флакон и закончить работу самой?

Ни за что на свете!

Она послушно подобрала наверх влажную массу волос.

О Боже, какой волшебный трепет пробежал по ее телу, когда он прикоснулся пальцами к небольшому эрогенному участку на шее!

Все закончилось слишком быстро.

– Остальное сделаете сами, – сказал Гай, имея в виду относительно доступный для ее рук участок между полоской лифчика и полоской бикини, к которому, черт побери, его пальцы не прикоснулись.

Ей как-то удалось произнести небрежное «Спасибо».

– Не стоит благодарности.

– О Господи, уж не было ли в этих словах самой крошечной доли насмешки? Неужели он кончиками пальцев смог почувствовать мой внутренний трепет?

– Не смеши людей, Клодия.

– Этот официант не торопится, – задумчиво сказал Гамильтон. – Проплыву-ка я, пожалуй, еще несколько раз от борта до борта, чтобы по-настоящему почувствовать жажду.

Вот и хорошо. Исчезни с моих глаз хотя бы на пять минут, чтобы я успела взять себя в руки.

Клодия видела, как он нырнул и поплыл кролем к противоположному концу бассейна. Ему явно хотелось бы плыть быстрее, но мешали другие пловцы, тем не менее Гай выдерживал Хороший темп, делая вдох через каждые четыре взмаха.

Лежа на животе, Клодия отвернулась от бассейна, чтобы не видеть Гамильтона. Только так удалось ей успокоиться, и ее мысли переметнулись на его дочь.

Почему я чувствую себя виноватой? Не моя вина, что ша избалованная девчонка предпочитает целый день сидеть у себя в номере и дуться на весь свет.

Почему у нее такой трудный характер? Может быть, в том виноват слишком властный отец? Маловероятно. Скорее всего он был слишком снисходителен. А теперь уже поздно топать ногой и приказывать.

Почему Аннушка говорила, что он, мол, боится, чтобы я не изгадила все дело? Неужели она умышленно не позволяет отцу завязывать отношения с женщинами?

Меня, пожалуй, это не удивило бы.

Но может быть, это естественно. Никакому ребенку не понравится, если какая-нибудь женщина вздумает занять место его матери! Что же все-таки случилось с женой Гамильтона? Клодии до смерти хотелось спросить у него об этом, но ведь таком вопрос не задашь просто так, во время разговора за завтраком.

Пока она размышляла, вернулся Гай, и почти сразу же появился официант с напитками.

Все еще лежа на животе, Клодия не спеша потягивала через соломинку «Пиммз», в который были добавлены мята и свежий огурец, что было весьма кстати в такую жару.

Гай залпом выпил сразу половину порции пива.

– EI hamdulillah. Это то, что мне было нужно.

– Вы сказали «ваше здоровье» по-арабски?

– Нет, это означает благодарность Господу Богу. Вам придется часто слышать здесь эти слова. – Усаживаясь на лежак, он добавил: – А еще чаще услышите «Insha'allah».

– А это что значит?

– Если того пожелает Господь. Так что, insha'allah, моя дочь все еще работает над заданием по английскому языку. Хотя, да простит меня Господь, я в этом сильно сомневаюсь.

Лежать на животе становилось неудобно. Клодйи казалось, что ее «36-В» приклеились к гладильной доске. Приподнявшись на локтях, она сказала:

– Боюсь, что для этого одного желания Господа Бога будет недостаточно. Аннушка твердо намерена вести себя вызывающе. Она даже не спустилась в ресторан на ленч. Заказала обед в номер.

– Ей это скоро надоест. – Клодия не была в этом так уверена.

– Как вы поступите, если она не пожелает подчиняться? – Нетерпеливо передернув плечами, Гамильтон поставил стакан.

– Что-нибудь придумаю.

– Например? Урежете дотацию на карманные расходы?

– Это я уже делал. Когда мы дома, это бесполезно. У нее масса друзей, у которых денег куры не клюют.

– А не разрешать ей выходить из дома, видимо, бесполезно?

– Сами видели. Не могу же я запереть ее на ключ в комнате. – Клодия взглянула на часы. Положенные двадцать минут еще не истекли, но иссякло ее терпение. Она села и накинула на волосы и плечи прозрачное черное парео, потом прикрыла колени и закуталась в него полностью.

– Подражаете местным жительницам? – сказал Гай, вопросительно приподняв бровь.

– Просто проявляю осторожность. – Она немного помедлила. – Я чувствую себя ужасно виноватой, нежась здесь на солнце. Мне кажется, что я не отрабатываю свои деньги. Она думает, что вы привезли меня сюда, чтобы я повлияла на нее, и твердо решила не поддаваться этому влиянию.