Автономка - Сергей Самаров

Машина высадила их около бюро пропусков, а сама двинулась в сторону ворот. Пропуска оформили моментально, и дальше уже полковник взял на себя роль провожатого, не забыв использовать старшего лейтенанта в качестве носильщика для своей нелегкой сумки. В дополнение к сумке самого Арцыбашева это был уже значимый груз, и нести его пришлось прямо до дверей диверсионного управления, открывающихся цифровым кодовым замком. Полковник попытался показать, что он здесь человек почти свой, и старательно нажимал поочередно три кнопки, но замок не срабатывал – код, видимо, сменили. Пришлось позвонить, и на звонок сразу вышел дежурный офицер. Полковник забрал свою сумку и двинулся в один кабинет, а дежурный подполковник повел старшего лейтенанта в другой.

В большом кабинете было всего три рабочих стола и один большой стол для работы с картами. Два капитана, что склонились над ними, на Василия Ивановича внимания не обратили, и подполковник показал ему на стул рядом с одним из письменных столов.

– Здесь подожди.

И ушел.

Ждать пришлось долго. Потом пришел молодой, но совсем седой и весь иссушенный до болезненной худобы полковник, глянул на вставшего Василия поверх очков и спросил с заметной хрипотцой в голосе:

– Старший лейтенант Арцыбашев?

– Так точно, товарищ полковник.

– Садись. – Он непроизвольно дернул головой и нечаянно показал на шее идущий с груди сильнейший ожог, не полностью еще заросший. Похоже было, полковник восстанавливался после ранения и чувствовал себя еще не совсем хорошо. – Я – полковник Морозов. Зовут меня Сергей Николаевич. Можно обращаться по имени-отчеству, я не обижусь. Вон те два упыря, – полковник кивнул в сторону склоненных над картами и тихо переговаривающихся капитанов, которые старательно отворачивались, – между собой зовут меня Дед Морозов. Чаще всего я не обижаюсь, поскольку и в самом деле уже дважды дед. Вот, значит, относительно твоего вопроса… Тут нам прислали кое-что. Пока ты летел, жена твоя, говорят, постаралась, и капитан какой-то. Фамилию я не запомнил.

– Капитан Твердовский?

– Да, кажется. Я тебе рассказывать все не буду, поскольку через пять минут пойдем на доклад к командующему. Ждем, когда лингвист прибудет. Он уже звонил, что выезжает. Вот-вот появится. Сразу все и услышишь. Готов?

– К тому, чтобы услышать? Или к тому, что€ услышать?

– Хорошо, что разницу видишь. Не вертоголовый, значит. Но, извини уж, забыл, что ты вообще не в курсе большинства дел. Вернее, не в курсе сути и целей. Но это тоже у командующего. Сейчас рассказывать долго. Что там будет неясно, я потом отдельно растолкую.

В это время полковнику позвонили.

– Да. Понял. Иду. Да-да. Мы вместе идем.

Полковник встал, этим приглашая и старшего лейтенанта.

– Наш лингвист прибыл. Он уже у командующего. И нас зовут.

* * *

Кабинет командующего был очень большим и больше напоминал учебный класс, но имел только один письменный стол, а также необычайно длинный стол для заседаний, полностью заваленный картами – как с первого взгляда определил Василий Иванович, в основном Северного Кавказа. Впрочем, как он сразу себя поправил, обозначения горного рельефа могли иметь отношение не только к Северному Кавказу. Просто интерес силовых структур и карты, на которых обозначены горы, в любой голове сразу начинают ассоциироваться с Северным Кавказом.

– Старший лейтенант Арцыбашев, – представился Василий Иванович полковнику Мочилову, который год назад приезжал к ним в бригаду, но, естественно, старшего лейтенанта не помнил.

– Присаживайся, Василий Иванович, – пожав руку, показал полковник на стул. – Нас сейчас ознакомят с данными лингвистической экспертизы, проведенной по фотографиям клинка. Майор Стрекалов – наш единственный специалист в этой области, и даже доктор наук во всем, что не касается войны, – кажется, тоже единственный в ГРУ, поскольку оно не является научным учреждением. И потому мы можем опираться только на его выводы. Пожалуйста, Марк Анатольевич. Мы готовы вас выслушать.

Майор в неуклюже сидящей на нем форме сначала прокашлялся в кулак, потом начал говорить, но говорить начал с большой важностью и с сознанием превосходства человека ученого перед военными:

– Вообще-то это не моя специализация. Я занимаюсь вычислительной лингвистикой. Еще ее называют машинной или инженерной лингвистикой. Применяется она, скажем, для составления компьютерных программ-переводчиков, программ для шифровки и дешифровки криптограмм и в некоторых аналогичных прикладных дисциплинах…

– То есть вы хотите сказать, что мы с таким же успехом могли бы отнести фотографии в дешифровальный отдел? – сказал полковник Морозов.

– По большому счету, да, – согласился Стрекалов. – Но это вам ничем не смогло бы помочь. Ну, конечно, если загрузить этим текстом главный сервер ГРУ, а это очень мощная машина, он, возможно, через месяц и справится с работой… Только с одинаковым успехом сможет выдать в качестве текста и то, что там написано, и гимн России, посчитав их идентичными по лингвистическому содержанию. А если от темы не отвлекаться, могу вас обрадовать, поскольку нам с вами чрезвычайно повезло.

– Мы очень рады, – сказал полковник Мочилов. – Просто чрезвычайно… Объясните только, чему радоваться.

– Я объясню. – Марк Анатольевич сохранял чуть высокомерное спокойствие. – Дело в том, что все люди, когда учатся, когда обретают профессию, видят перед собой разные пути и имеют разные увлечения. У меня тоже было увлечение – этнолингвистика. К сожалению, мне не позволили заниматься ей всерьез.

– Кто не позволил? – спросил Мочилов.

– Мой отец. Он был моим преподавателем и диктовал свои жесткие условия. Отец видел перспективу в занятиях вычислительной лингвистикой и заставлял меня заниматься именно ей в ущерб тому, что мне нравилось. Этнолингвистика, сообщу для справки, изучает особенности функционирования языка у разных народов. Вот так. Но, в общем-то, кое-какие знания у меня все же и по этнолингвистике остались, да и вообще я в свободное время почитываю специализированную литературу по этому вопросу. К сожалению только, такой литературы выпускается мало, и в основном это зарубежные авторы.

– Но вы же специалист по машинному переводу, – не преминул заметить Морозов.

– Машинный перевод с трудом справляется с простыми текстами. А со специфическими ему разобраться не дано. Приходится самому корпеть над иностранными языками. Но дело не в этом. Дело в том, что мое увлечение не осталось простым увлечением, а пригодилось в такой плоской с точки зрения науки деятельности, как военная разведка.

– Значит, все-таки пригодилось в нашей плоской работе, – усмехнулся полковник Мочилов.

– Ну, не совсем пригодилось… Сразу предупрежу, что прочитать написанное полностью я не смог, но могу сказать только то, что там какая-то древняя поэтическая форма, причем, очевидно, несущая большую смысловую нагрузку. Там что-то говорится о точности в достижении цвета пламени и цвета стали. И я затрудняюсь даже сказать об общем смысле. И сомневаюсь, что кто-то из современных специалистов сумеет прочитать это…