Экскалибур - Бернард Корнуэлл

— Не по твоей ли просьбе? — ядовито осведомился Кунеглас.

— Я не молился о дожде, о король, — отозвался Эмрис. — Воистину, ежели на то твоя воля, так я помолюсь о том, чтобы дождь прекратился. — С этими словами он закрыл глаза, широко развел руки и запрокинул голову в молитве. Торжественность момента слегка подпортила дождевая капля, что просочилась сквозь черепицу крыши и плюхнулась точнехонько на тонзуру, — однако ж епископ закончил молитву и осенил себя крестом.

И — о чудо! — не успела пухлая Эмрисова рука сотворить знак креста на изгвазданной рясе, как дождь начал стихать. С запада еще налетали шквалы брызг, но барабанная дробь по крышам разом прекратилась, и в воздухе между нашим высоким окном и гребнем Май Дуна постепенно прояснилось. Холм по-прежнему темнел мрачной громадой под серыми тучами, и в древней крепости ничего невозможно было разглядеть, кроме разве горстки копейщиков, охраняющих укрепления, да нескольких паломников ниже по склону: эти подобрались к форту так близко, как только посмели. Эмрис сам не знал, радоваться ему или огорчаться действенности своей молитвы, но на всех нас она произвела громадное впечатление, особенно когда тучи на западе расступились и склоны Май Дуна вызеленил косой, водянистый луч солнца.

Рабы принесли нам подогретый мед и холодную оленину, но мне кусок в горло не шел. Я все наблюдал, как день клонится к вечеру и рвутся лоскутья облаков. Небо светлело, на западе, над далеким Лионессом, запылало алое горнило. Солнце садилось, был канун Самайна, и по всей Британии и даже в христианской Ирландии народ оставлял снедь и питье для мертвых, которые вот-вот перейдут пропасть Аннуина по мосту из мечей. В эту ночь призрачная череда теней явится на землю, туда, где они некогда дышали и любили — и умерли. Многие умерли на Май Дуне, так что нынче ночью холм заполонят духи; я же неминуемо представил, как маленькая призрачная Диан бродит на развалинах дома Эрмида.

Пришел Артур, и я подумал, до чего же непривычно он выглядит без Экскалибура в узорчатых ножнах. Видя, что дождь прекратился, он недовольно буркнул и выслушал просьбу епископа Эмриса.

— Я выслал на улицы своих копейщиков, — заверил он епископа, — так что, пока твои люди не задирают язычников, никто их не тронет. — Артур принял из рук раба рог с медом и вновь повернулся к епископу. — Я в любом случае хотел с тобой повидаться, — промолвил он и поделился с епископом своими тревогами насчет короля Мэурига Гвентского. — Если Гвент не выйдет на бой, саксы задавят нас числом, — предостерег он Эмриса.

Епископ побледнел как полотно.

— Да быть того не может — Гвент не допустит, чтобы Думнония пала!

— Епископ, Гвент подкуплен, — сообщил я и в свой черед поведал, как Элла пустил в свои земли Мэуриговых проповедников. — Пока Мэуриг верит, что есть шанс обратить саксов в свою веру, он против них меча не поднимет.

— При мысли об обращении саксов мне должно только радоваться, — благочестиво отозвался Эмрис.

— Зря, — предостерег я. — Как только эти священники перестанут быть нужны, Элла перережет им глотки.

— А потом и нам, — мрачно добавил Кунеглас. Они с Артуром уже сговорились съездить вместе к королю Гвента, и теперь Артур уламывал Эмриса присоединиться к ним.

— Тебя, епископ, он выслушает, — втолковывал Артур, — а если ты сумеешь убедить его, что для христиан Думнонии саксы куда опаснее, нежели я, может статься, он и передумает.

— Я охотно поеду с вами, — заверил Эмрис, — право же, охотно.

— По крайней мере, необходимо уговорить юного Мэурига, чтобы пропустил мою армию через свои земли, — угрюмо буркнул Кунеглас.

Артур заметно встревожился.

— А что, Мэуриг может отказаться?

— Если верить моим шпионам, то да, — отозвался Кунеглас, пожимая плечами. — Но ежели саксы и впрямь нагрянут, так я пройду через его земли, не важно, даст он там разрешение или нет.

— Тут-то и приключится война между Гвентом и Повисом, — раздраженно бросил Артур, — а это на руку одним только саксам, и никому больше. — Он досадливо поморщился. — И зачем Тевдрик отказался от трона? — Тевдрик, отец Мэурига, исповедовал христианство, однако ж всегда сражался против саксов на Артуровой стороне.

На западе погас последний алый отблеск. На несколько мгновений мир завис между светом и тьмой — а затем нас поглотила бездна. Мы стояли в проеме окна, ежась на сыром ветру, и глядели, как сквозь прорехи в облаках проглядывают первые звезды. Растущая луна висела над южным морем совсем низко, и свет ее распылялся по краям облака, заслонившего созвездие змеи — во всяком случае, змеиную голову. Ночь накануне Самайна, мертвые уже близко…

В домах Дурноварии засияли огни, но за пределами города царила тьма — вот разве что лунный луч посеребрит купу деревьев или склон далекого холма. Май Дун смутно маячил во мраке: черное пятно в черном сердце ночи мертвых. А мгла все сгущалась, загорались все новые звезды, и безумная луна летела, не разбирая пути, сквозь клочья облаков. Мертвецы тянулись нескончаемой чередою по мосту мечей: вот они уже здесь, среди нас, и хотя ни видеть ни слышать их нам не дано, но они здесь — во дворце, на улицах, в каждой долине, в каждом городе, в каждом доме Британии, а на полях сражений, где столько душ было вырвано из земных тел, мертвые кишмя кишат, что твои скворцы. Диан бродит себе под сенью дерев у дома Эрмида, а бесплотные призраки все плывут и плывут по мосту мечей, заполоняя остров Британия. Однажды, подумалось мне, я тоже пройду по мосту в такую ночь — посмотреть на моих детей, и на их детей, и на детей их детей. Каждый год, в канун Самайна, скитаться душе моей по земле — до скончания времен.

Ветер стих. Луна снова спряталась за громадной грядой облаков, что нависла над Арморикой, но над нами небеса расчистились. Звезды, жилища богов, ослепительно сияли в пустоте. Кулух уже вернулся во дворец и теперь стоял у окна рядом с нами: мы жались друг к другу, вглядываясь в ночь. Пришел и Гвидр; впрочем, ему очень скоро надоело таращиться в промозглую тьму, и он отправился к приятелям из числа дворцовой стражи.

— Когда начнется обряд? — спросил Артур.

— Не скоро, — предупредил я. — Кострам должно полыхать в течение шести часов, прежде чем приступят к магическому ритуалу.

— А как же Мерлин отсчитывает часы? — полюбопытствовал Кунеглас.

— В уме, о король, — отвечал я.

Мертвые плыли сквозь нас. Ветер совсем улегся, и в наступившем безмолвии в городе завыли собаки. Звезды в обрамлении посеребренных облаков пылали по-нездешнему ярко.

И тут внезапно, из черноты посреди резкой ночной тьмы, на широкой, обнесенной стеной вершине Май Дуна вспыхнул первый костер — и обряд призывания богов начался.

Миг — и пламя, чистое и яркое, заплясало над укреплениями Май Дуна, а затем огонь растекся по спиралям, и вот уже обширная чаша, образованная травянистыми насыпями крепостных стен, заполнилась тусклым дымным светом. Я словно видел, как люди суют факелы в самую глубину высоких и широких завалов и бегут, бегут с огнем к центральной спирали и вдоль внешних кругов. Поначалу костры занимались медленно, шипящие языки с трудом пробивались сквозь отсыревшие ветки верхнего слоя, но жар постепенно вытопил сырость, дрова разгорались все пуще, и вот наконец-то заполыхал весь сложный, прихотливый узор и свет засиял в ночи победно и яро. Гребень холма превратился в огненный кряж, в бурлящий круговорот пламени; к небесам клубами тянулся подсвеченный алым дым. В Дурноварии замелькали тени — отсветы слепящих костров. На улицах толпились люди, кое-кто даже на крыши взбирался — полюбоваться на далекий пожар.