Траектория чуда - Аркадий Гендер

На часах было ровно три. Времени до свидания было еще валом и я, не торопясь, помылся-побрился, привел себя в порядок и потихоньку тронулся в сторону Преображенки. По дороге, воспользовавшись отсутствием очереди, помыл в автомойке «десятку», потом, дабы вытрясти из себя последние остатки похмельности, метнул пару чизбургеров в Макдоналдсе рядом с метро, но до конца так и не вытряс. Все еще ощущая тяжесть в голове и затруднение на вздохе, я заехал все-таки в магазин, и долго раздумывал, чего бы взять. Остановился на очень легком и приятном красном полусухом, рассудив, что такие вина с большой степенью вероятности должны нравиться и Таше тоже. Но все равно в знакомый двор, заросший липами, я приехал в половине седьмого, и еще двадцать минут сидел в машине, развлекаясь тем, что наблюдал за присутствовавшими-таки сегодня у подъезда старушками, изо всех сил пытавшимися разглядеть через затемненные стекла, кто это приехал к их подъезду, и почему не выходит? Не террорист ли? Без пяти семь напряжение бабушек достигло апогея и неизвестно, не позвонили бы в они следующую минуту "куда следует", не выйди я из машины. Проходя мимо старушечьего воинства, я вежливо сказал: "Ас-с-ьте!", на что бабки хором заклаянялись в ответ. Я, улыбаясь, вошел в подъезд, а бабки у меня за спиной сердито и громко зашептались: "Ну вот, наш, славянской внешности! А ты твердила — чеченцы, кавказцы!" — "А чего он так долго в машине-то сидел? Чисто шахид какой1" Я ржал над чеченцами и шахидами до самого пятого этажа.

Ровно без минуты я ступил на площадку верхнего этажа. Дверь Ташиной квартиры уже была приоткрыта, и из-за нее на мелкую шахматку кафельного пола ложилась полоска света. Я толкнул черное дермантиновое полотно и вошел. Талия точно так же, как позавчера, стояла, опершись о боковину двери в комнату. И одета она была точно так же, и так же зябко куталась в платок. Только волосы ее не были собраны, как тогда, узлом на затылке, а стекали гладкими струями на плечи, и только самые крайние прядки были закинуты за уши, как дужки очков, чтобы не мешали.

— Ну, здравствуй, — сказал я, прикрывая за собой дверь.

Вместо ответа она шагнула ко мне, обняла за шею, прижалась упругой грудью и приоткрыла губы. Мы слились в поцелуе, и дистанция полетела ко всем чертям. Я забрался руками ей под халатик, и гладил ее спину, потом скользнул ниже. Во мне, как в чайнике, в котором воды лишь на донышке, все мгновенно закипело.

— Подожди, подожди, Глеб, милый, подожди, — зашептала Талия, уворачиваясь от моих губ. — Может, сначала чаю?

— Тогда уж вина, — выдохнул я, с трудом заставляя выпустить из объятий мгновенно выпорхнувшую Талию, — я принес вина.

— Попробую угадать, какое ты купил! — донесся уже из комнаты Ташин голос, сопровождаемый мелодичным звоном доставаемых из серванта бокалов. Точно не шампанское и вообще не белое, верно?

— Верно, — ответил я, пройдя в комнату и пытаясь снова поймать Талию в объятия.

— Так, значит, красное, — констатировала она, останавливаясь посреди комнаты. — Дальше сложнее, но попробую угадать.

И она с выражением глубокого раздумья на лице смешно приложила указательный палец к виску. Я подошел и снова обнял ее, снова начал искать губами ее губы.

— Глеб, мы что, куда-нибудь не торопимся? — скорчив комичную мину, взмолилась она. — Я хочу выпить вина, особенно если это… полусухое.

— Ты что, колдунья? — в притворном ужасе снова разжал я руки, и доставая из пакета бутылки, — точно полусухое.

— Какой ты умница! — воскликнула Талия и порывисто чмокнула меня в губы. — Люблю именно такое! Давай пить скорее!

Мы сели в кресла. Пробка звонко вышла из горлышка бутылки, и я разлил вино чудесного темно-розового цвета в бокалы. Талия взяла свой, заглянула мне в глаза и спросила:

— За что пьем? За любовь?

"Ну вот, точно, приехали!" — мелькнуло в голове, и хотя какого-то особого беспокойства по поводу моих подтверждающихся догадок я не испытал, но тост все-таки не поддержал:

— За удачу! — провозгласил я, стараясь не замечать легкого облачка, при этих моих словах пробежавшего по Ташиному лицу.

Я в один присест выпил приятную сладковато-терпкую влагу, Талия же смаковала вино понемногу, при каждом глотке закрывая глаза. Внутри сразу прихорошело, и я, наплевав на то, что еще рулить назад, налил себе еще. К тому времени, когда бокал Талии опустел, теплая дурманящая волна легкого опьянения уже успела разбиться предательским румянцем о мое лицо. О, вино коварная вещь! Удивительно, что может сделать с человеком пара бокалов вина, особенно с похмелья. Я почувствовал, как увлажнились мои глаза, как весь мир мгновенно стал ближе и желаннее. Я уже жалел, что не поддержал Ташин тост. Может быть, в нем и не было никакого намека и скрытого смысла? Захотелось если не извиниться, то уж как минимум сгладить впечатление.

— На самом деле просто у меня вчера случилась редкостная, просто фантастическая удача, вот я и предложил сначала выпить за нее, — с извиняющимися нотками в голосе произнес я, и посмотрел на Талию.

— Тогда второй тост — за… любовь к удаче! — с озорной улыбкой скаламбурила Талия, и я вслед за ней не удержался от смеха.

Вино, выпитое нами за любовь к удаче, было уже из второй бутылки. Такая ударная доза алкоголя, пусть и легко-винного, не могла не произвести своего действия. Вчерашние дрожжи, затворенные красненьким, взошли в голове, заполнили всю ее, вытеснив остатки разума и здравого смысла, перелились через край и устремились к чреслам. Я хотел было снова начать обещанный рассказ, но понял, что с удовольствием отложил бы это на попозже.

— Да, потом расскажешь, — как всегда, неожиданно прочитала мои мысли Талия, ставя бокал на стол.

Я плыл. Как-то совершенно незаметно Талия переместилась мне не колени. Ее поцелуй в полминуты довел меня до кипения. "Хочу в койку!", — шепнула она. Я подхватил ее и, хоть и не без труда, поднялся вместе с нею с кресла, сопровождаемый жалобным бряцаньем упавшего вместе со штанами на пол брючного ремня. Мы упали на постель, и очень скоро мне стало так хорошо, что самая мысль о том, что я мог не приехать сегодня сюда, стала казаться кощунственной.

А потом мы лежали и говорили. Я возжелал предложенного час назад чаю, и Талия приготовила мне его и принесла в постель. Она курила свои длинные тонкие сигареты, а я рассказывал ей события последних двух суток, и события минувших восьмидесяти пяти лет. Я рассказывал ей все в подробностях, ни капли не сомневаясь, что рассказ Таше интересен, и не опасаясь, что из-за излишних деталей он покажется ей нудным. В подтверждение этого она слушала так внимательно, что, зажигая сигареты одну за одной, скоро забывала о них, и они тухли в пепельнице. В конце концов она бросила это дело, и просто полусидела на подушках, завернувшись в одеяло и молча слушала, глядя на меня своими широко распахнутыми зелено-льдистыми глазами. Когда я рассказывал о том, что Ольге Апостоловой пришлось пережить во время своей одиссеи, я чувствовал, как сопереживала всем сердцем Талия. Особенно, кажется, потрясло ее то, что Ольге пришлось заниматься в Константинополе проституцией. Талия как будто сжалась вся в комок, закусив зубами костяшки пальцев, да так и осталась до самого конца моего повествования.