Смерть берет тайм-аут - Эйлет Уолдман

— Скорее всего, вам не приходилось брать их с собой на работу.

Он расхохотался:

— Только старшую.

Вассерман указал на табличку над столом секретарши. Я прочитала надпись: «Вассерман, Гаррис, Ротман и Вассерман». Первая фамилия по размеру раза в два больше, чем остальные.

— Сьюзан мой партнер в компании.

Моего возраста и уже партнер. Хоть и в фирме отца — но все-таки.

Руби была очень довольна тем, что повеселилась в обществе секретарши, которая, как оказалось, носила неподходящее имя Тиффани. Судя по всему, тяжкое бремя имени, модного во времена сериала «Династия», и подтолкнуло ее выбрать стиль под панка-скейтбордиста. По пути в кабинет Валери я размышляла, что произойдет, когда Руби вырастет. Она тоже будет грозой металлических детекторов? Или меня ждет что-то похуже? Я попыталась представить менее вызывающий стиль, когда не нужно прокалывать язык. Отрезать кусочки тела — что-то вроде добровольной ампутации подобно западному якудзе? При этой мысли я содрогнулась.

Валери работала за компьютером, когда я постучала в дверь. Она махнула мне рукой, не подняв головы. Я прислонилась к косяку и принялась ждать, когда она закончит печатать, стараясь не слишком откровенно ее разглядывать. Меня восхитила ее прическа. Я один раз пыталась сделать такую же стрижку и теперь считала, что именно с тех пор страдаю боязнью фена и утренней нехваткой времени. Оказалось, требуется много часов, чтобы добиться такой небрежности. Мне бы успеть с утра брюки натянуть, не говоря уже о том, чтобы создать у себя на голове такой аккуратный беспорядок.

В конце концов, Валери подняла голову и заметила, как я рассматриваю ее туфли.

— Пожалуйста, присаживайтесь, — холодно предложила она, и я быстро подняла голову.

Душевность, возникшая между нами в тюремном туалете, куда-то испарилась. Чтобы растопить лед, я улыбнулась и произнесла:

— В общем, все-таки оказалось, что я беременна.

Ее лицо мгновенно преобразилось:

— Правда? — голос неожиданно стал мягким и приветливым. — Какой срок?

— Почти восемь недель. А у вас?

— Девять. Практически столько же.

— Но вы не поправились даже на полкило.

Это был не только корыстный комплимент, предполагавший окончательно ее задобрить.

— Спасибо. Я за этим очень слежу. Каждое утро хожу в спортивный зал и соблюдаю строгую протеиновую диету.

Она старалась не смотреть на мой торчащий живот, но ей это плохо удалось. Сегодня утром я убрала всю одежду, которая застегивалась на пуговицы и кнопки, в дальний угол шкафа. Мою талию обтягивал эластичный трикотаж.

— Мне тоже надо бы, — сказала я. — Но картошка-фри и мороженое — это единственная еда, от которой меня не тошнит.

Валери понимающе вздохнула:

— Ужас, правда? Доктор сказал, что может прописать таблетки от тошноты, но я боюсь, вдруг это повредит ребенку. Я даже кофе не пью.

Я виновато вспомнила бокал красного вина, который позволила себе вчера за ужином. Наверное, вино нужно исключить. Но кофе… Как я смогу жить без кофе?

— Рауль попросил показать вам находки по делу Джонса, — продолжала Валери, выкладывая на стол толстую стопку бумаг. — Здесь нет ничего интересного, за исключением одного. Он рассказал о банковских вкладах?

Я кивнула и пробежала глазами по первым листам.

— Я велела секретарю сделать вам копии.

Я положила бумаги в сумку.

— Хорошо, что вы тоже беременны, — сказала Валери. — Среди знакомых нет ни одной беременной. Я первая из моих подруг. Очень хорошо, что есть с кем поговорить об этом.

И покраснела, будто сама удивилась, что решила мне довериться.

— Я тоже рада. Всегда приятно жаловаться тому, кто действительно сможет понять и посочувствовать, — ответила я искренне.

Мне нравилось разговаривать с другими беременными женщинами или мамами. Если бы я не получала удовольствие от серьезной беседы, что лучше — «Хаггис» или «Памперс», то начала бы сожалеть о безвозвратно потерянной интеллектуальной жизни, но честно говоря, у кого есть силы на такой самоанализ? Я слишком занята обсуждением интимных подробностей о весе, сексуальной жизни и детском стуле с подругами по детской площадке. Одна из прелестей жизни женщины. Единственное, что портит доверительное общение, — это сопернический дух материнства, присущий практически всем женщинам. Ничто так не может испортить девичник, как чей-нибудь рецепт пшеничного печенья без сахара в форме букв.

Лили жила в Бенедикт-каньоне, где семья Мэнсонов совершила свои самые громкие преступления. Пышные деревья и прекрасные виллы по обеим сторонам извилистой дороги всегда вызывали во мне дрожь, как будто зло, мгновенно разрушившее покой пасторального каньона, оставило после себя ощутимый след.

Подобно многим кинозвездам, известным настолько, чтобы иметь толпу поклонников и почитателей, Лили жила за массивными электронными воротами. Так как нас не ожидали, охранникам потребовалось некоторое время, чтобы пустить меня и Руби. Когда ворота наконец бесшумно открылись, я двинулась по длинной подъездной аллее к дому, который представлял собой бунгало конструкции «Грин-энд-Грин», которых так много в Калифорнии. Дом был громадный, с большими выступающими стропилами, широкими карнизами и пологой крышей. Несмотря на свои размеры, он выглядел приветливо, возможно, благодаря детским игрушкам и другим вещам, которые лежали на крыльце с колоннами. Руби заснула в машине, я взяла ее на руки и стала подниматься по ступенькам, аккуратно обходя велосипеды, роликовые коньки, самокаты, формочки для песочницы, маленькие грабли и лопатки. Дверь открыла одна из двойняшек Лили.

— Привет, Эмбер, — сказала я.

— Я Джейд, — ответила она. — Руби спит?

— Нет. Ее заколдовала злая волшебница.

Восьмилетняя девочка округлила глаза, давая мне понять, что она уже большая, и не верит таким глупостям.

— Позовите меня, когда она проснется, — сказала Джейд и крикнула через плечо: — Мам! Пришли Джулиет и Руби. Но Руби спит. Я поеду кататься на самокате.

Она надела велосипедный шлем, затянула ремешок и со свистом пронеслась по крыльцу на самокате.

— Где Эмбер? — крикнула я вслед.

— У нее перерыв, — отозвалась девочка, стаскивая самокат со ступенек.

Близнецами достались густые черные волосы и темные глаза от отца, стройная фигура от матери. Они должны были быть красивыми, как Лили и Артур. Но каким-то образом, когда черты матери и отца складывались в генетическом игорном автомате, девочки как-то неудачно повернули ручку. Вздернутый нос, который подчеркивал мальчишеское очарование Лили, выглядел крысиным в сочетании со слабым подбородком Артура. Хуже того, им не достались ни черные глаза Артура, окаймленные густыми ресницами, ни ярко-синие глаза Лили. Обыкновенные карие.