Стеклянный суп - Джонатан Кэрролл

О том, что творится вокруг, мухи знали больше Хейдена, но рассказывать ему ничего не собирались. Ни за что. Им и так хлопот хватало, они же были мертвые мухи. Вместо этого они устремили все свои глаза на Броксимона, который тоже все знал. Они хотели посмотреть, расколется он или нет.

Хейден позвал Броксимона, чтобы сообщить ему, что он застрял. Человечек понятия не имел, о чем он толкует, но его беспокойство воспринял как добрый знак. По крайней мере, это означает, что Хейден начал задумываться, а это уже прогресс. Брокс просто не мог поверить, что человек, испытавший такой прорыв, как Саймон, может вдруг сделаться вялым и незаинтересованным. Похоже было, что Хейден собрался почивать на лаврах, не имея никакого желания двигаться дальше, используя новые знания и понимание. Но какие тут лавры? Он ведь только начал, и впереди у него такой длинный путь.

— Она преследует меня, как призрак, Броксимон. Но как это возможно, здесь? Разве может кто-то преследовать тебя, как призрак, когда ты… того? А она меня мертвого преследует сильнее, чем живого. Она мне в самые печенки влезла. Я этого не понимаю. Бессмыслица какая-то.

Броксимон смотрел на свои до блеска начищенные двуцветные туфли. Ох и классные же туфли, черт их дери.

— Ты видел ее здесь?

Мухи зажужжали чуть громче. Становилось интересно.

Хейден так глубоко задумался о ней, что даже не слышал вопроса.

— Что?

— Ты видел Изабеллу с тех пор, как попал сюда?

Что-то в этом вопросе заставило Хейдена насторожиться.

— Нет. А что?

Броксимон наклонился и смахнул несуществующую пылинку с носка своей туфли.

— Ну, она тебе, наверное, снилась, когда ты был жив, так ведь?

Хейден невнятно промычал:

— Угу, да… Пять тысяч раз, не меньше.

— Ну так вот, Саймон: она должна быть где-то здесь, раз ты так часто видел ее во сне. Это же твой мир… В этом вся суть.

— Я никогда ее здесь не видел, — сказал Хейден, словно защищаясь от обвинения в том, что он исключительно по своей тупости или ненаблюдательности не заметил очевидного.

И все же Броксимон говорил дело: какая-нибудь версия Изабеллы должна найтись и здесь, ведь это его, Хейдена, мир. И он целиком состоял из битов и байтов информации, которые засели в его мозгу, когда он был жив. А уж Изабелла Нойкор засела там накрепко.

— Может, тебе пойти поискать ее, Саймон?

Когда Броксимон сказал эти слова, мухи почти одновременно перестали жужжать. Не слишком ли много он себе позволил?

— Да, но местечко-то тут не малое, Брокс, — ворчливо отозвался Хейден. — Даже если ты прав, с чего я, по-твоему, должен начать, с «Желтых страниц», что ли?

Броксимон хотел сказать: «Ты и впрямь идиот, Саймон», но сдержался, не желая все испортить. И все же чем больше времени он проводил с этим человеком, тем сильнее убеждался в том, что он дурак.

Ему не пришлось придумывать, что сказать, так как из-за угла маршевым шагом вышла миссис Дагдейл. На ней был еще один устрашающе пестрый, словно после взрыва на фабрике цветных мелков, дашики.

— А, Саймон, вот ты где!

Несмотря на возраст и тот факт, что он уже умер, Хейден рефлекторно выпрямился на стуле, увидев свою старую учительницу. А мухи, точно зная, кто она, сразу улетели.

— Здравствуйте, миссис Дагдейл.

Вместо ответа она посмотрела на недоеденную порцию шоколадного пудинга. Усаживаясь напротив, она поджала губы и одним пальцем отпихнула тарелку от себя до противоположного края стола.

— Так ты сладкоежка, да, Саймон? — Ее голос прозвучал сладковато-угрожающе.

Хейден сглотнул раз, потом другой.

— О прыщах здесь беспокоиться не приходится, миссис Дагдейл.

Она напустила на себя строгий вид.

— Не грубите мне, мистер. Я просто так отметила.

Хейден хотел схватиться за ширинку и предложить ей отметить еще и это. Но он не стал.

— Здравствуй, Броксимон.

— Здравствуйте, миссис Дагдейл.

— Какие у тебе сегодня веселенькие туфли.

Все трое посмотрели на кремовые с коричневым туфли Брокса.

— Ага, спасибо. Так что у вас стряслось, миссис Ди? А то мы тут вроде как заняты. У нас это, заседание.

Учительница до того не привыкла к такой откровенной наглости, что могла только смотреть на мелкого нахала, восседавшего на ручке кресла в своих сутенерских ботинках. Они оба были частью памяти Хейдена, но это еще не означало, что они должны были друг другу нравиться.

Она скрестила на груди руки и злобно посмотрела на обоих.

— Мне очень жаль прерывать ваше заседание, Броксимон. Но я пришла только потому, что меня послали сообщить кое-что Саймону.

Мужчины ждали. Миссис Дагдейл ела их глазами. Когда ей показалось, что они получили достаточно, она продолжила чуть менее оскорбленным тоном:

— Меня прислали сказать Саймону, что его хочет видеть Бог.

* * *

Офис Бога оказался вполне заурядным. Судя по обстановке, он вполне мог принадлежать дантисту откуда-нибудь из Северной Дакоты или мелкой сошке из среднего управленческого звена. Секретарь в приемной, невыразительного вида женщина лет сорока с чем-то, бесцветным голосом предложила ему сесть:

— Он пригласит вас через минуту.

И продолжала печатать — на пишущей машинке. Секретарша Бога пользовалась обыкновенной пишущей машинкой.

Хейден сел на зеленый стул и стал внимательно разглядывать комнату, чтобы ничего не пропустить и запомнить как можно больше. Офис Бога. Выше уже некуда. Он сидел в офисе Бога и ждал Самого, который лично пригласил его прийти.

Но зачем? Пока он ждал вызова, его посетила догадка не из приятных, — а что, если настал его личный Судный день? Никаких вспышек молний, никакого грома литавр и цимбал, а просто приходит старая школьная учительница и сообщает, что вас хочет видеть Бог. А что, если час спустя он, Саймон Хейден, будет стоять по пояс в кипящем дерьме, а легионы красных чертей будут тыкать его раскаленными вилами…

— Следующий.

В панике он бросил взгляд на дверь — нельзя ли сбежать. Попробовать можно, но только секретарша Бога смотрит сейчас прямо на него и наверняка сумеет его остановить, если он встанет и пойдет.

— Сумею. А теперь ведите себя как следует и ступайте внутрь. — Женщина произнесла это хрипловатым голосом, удивительно похожим на голос миссис Дагдейл.

Наступил день расплаты. Хейден все время чувствовал, что эта комбинация очаровательного чокнутого мира снов с путешествием по тропинкам памяти слишком легка для посмертной жизни, слишком хороша, чтобы быть правдой. И вот начинаются сера и пламень. И те самые раскаленные вилы и холодный пот, которые, как он всегда считал, должны ждать его после смерти. Ему захотелось плакать. Захотелось убежать, но было слишком поздно, да и куда бежать? Песенка спета. Его песенка спета.