Завоеватель - Шари Энтон

— Да… Последним, кто так здорово схлестнулся с его светлостью, был наш Гранвилл, — сказал Уот. — Твоего отца здесь очень любили. Да большинство живущих в Факстоне пошли бы за ним в ад, если бы он попросил. Стоит тебе заявить о своих законных правах на Факстон, они и за тобой последуют.

Комок сдавил Бернарду горло.

— Я бы этого очень хотел. Но как только я получу выкуп за Клэр, мне ничего не останется, как уйти. Даже если я выкуплю права на Факстон у епископа Дерли, лорд Сеттон не оставит меня в покое.

Уот склонил голову набок.

— Ты — вылитый отец. Он говорил то же самое перед…

Перед смертью. До того, как его убили разбойники.

— Я не знал, что он хотел выкупить право на владение.

— Он разговаривал с епископом, — сказала Лилиан. — Мне это известно от твоей матери.

А Уот добавил:

— Гранвилл и с лордом Сеттоном разговаривал, но его светлости это пришлось не по душе. А потом твоих родителей убили, тебя забрали в Дассет, и дело заглохло. Меня всегда беспокоило, что Сеттон тебя увез, а мы ничего не могли сделать. Мы похоронили твоих родителей в церкви и продолжали жить, надеясь на лучшее.

Бернард знал, что Гранвилл и Элис Фицгиббонзы были похоронены у алтаря церкви Святого Михаила, где они венчались, посещали мессу и крестили сына. Бернард ни разу не был на их могилах. Видно, настало время это сделать.

— Я, наверное, должен быть благодарен Сеттону, что преступники не избежали наказания. По крайней мере, Сеттону хоть за это спасибо.

Наступило молчание. Лилиан и Уот обменялись взглядами, а у Бернарда по спине пробежали холодные мурашки.

— Вы видели, как их повесили?

— Насколько мне известно, их так и не поймали, — сказала Лилиан.

Бернарду казалось, что от ярости у него сейчас внутри все лопнет. Но бесполезно давать выход гневу перед кем-либо, кроме Сеттона.

— Сеттон сказал мне, что он не только поймал разбойников, но и повесил их перед глазами жителей Факстона, чтобы вы все видели: справедливость восторжествовала. Значит, он лгал мне, — хриплым голосом проговорил Бернард.

— Боюсь, что он пошел еще дальше, но у меня нет доказательств. — Уот смущенно запустил ладонь в волосы. — Да и перед ее светлостью мне не следует строить домыслы.

— Леди Клэр понимает, что ее отец не святой, — заметила Уоту Лилиан. — А Бернарду надо знать о твоих подозрениях.

Уот нерешительно взглянул на Клэр.

— Пожалуйста, Уот, говори все, что считаешь нужным, — мягко произнесла Клэр.

— Ладно. После той ночи, когда твоих родителей убили, Бернард, столько всего произошло, что я лишь спустя несколько дней задумался о некоторых странных вещах. Если это были разбойники, напавшие на господский дом, то почему же они ничего не взяли? Они даже не украли отцовский сундучок с монетами, которым, между прочим, завладел лорд Сеттон. Странно также, что Сеттон приехал с несколькими охранниками вскоре после нападения, а ведь ему никто о случившемся не сообщал. Выходит, что он знал о том, что на особняк нападут. Он появился здесь внезапно, забрал ценные вещи твоих родителей и… тебя — их самую большую драгоценность.

Бернард хотел закричать «нет». То, что предполагал Уот, — чудовищно, и не могло быть правдой.

— Ты думаешь, что это лорд Сеттон приказал убить моих родителей?

— Нет. Я так не считаю. Он просто хотел проучить твоего отца за его вызывающее поведение. Разбойники, наверняка, были наемниками. Им было приказано только напугать твоего отца, но что-то у них пошло не так, и в результате твоих родителей убили. Но я уже говорил, что доказательств у меня нет.

Клэр побледнела.

— Разве наемники не могли действовать сами по себе? Может быть, отец каким-то образом узнал об их намерениях и поехал за ними следом.

— Миледи, наемники дерутся только за деньги. Они не напали бы, если бы им уже не заплатили. И я точно знаю, что с тех пор ни один наемник не служил в Дассете.

— Господи! — прошептала Клэр и отвернулась.

Бернард видел, что Клэр потрясена так же, как и он сам. Если Уот прав, Сеттону нет прощения за вероломство по отношению к своим вассалам.

— Уот, ты знаешь, почему отец хотел служить епископу Дерли без посредников?

— Гранвилл не сходился во мнениях с лордом Сеттоном относительно многих дел, но самое главное — это то, что твой отец хотел быть уверенным, что ты наследуешь Факстон. Сеттон на это не соглашался, а епископ был не против.

Маленькая каменная церквушка Святого Михаила могла гордиться благозвучным колоколом в квадратной, выстроенной в нормандском стиле колокольне. Свет пробивался через два окна с витражными стеклами — дары Гранвилла Фицгиббонза. Одно — в честь бракосочетания с Эли; второе — в честь рождения сына.

Бронзовая доска размером в человеческий рост лежала на гробнице Гранвилла Фицгиббонза, лорда Факстона, и его жены Элис. Они были похоронены вместе около алтаря, где давали брачные обеты. Так и должно быть, подумал Бернард.

Он провел пальцами по выпуклым буквам имен, надеясь, что родители обрели покой. Не он-то не успокоится, пока не узнает правды о том, как они умерли. К несчастью, единственные люди, знавшие правду, — это умершие и… Одо Сеттон.

— Уот мог и ошибиться, — раздался сзади голос Клэр. Она, как и он, была в ужасе от подозрений Уота и тоже жаждала разгадки, пусть и по другим, собственным, причинам.

Клэр встала на колени подле Бернарда. Она касалась его и ничего не говорила — просто была рядом, глядя на бронзовую доску.

Он пытался молиться, но не мог. А думать о мщении в церкви неуместно и грешно.

— Вернемся обратно в дом, — наконец сказал он.

Они почти добрались до особняка, когда она спросила:

— Как же нам узнать правду? Кто, помимо моего отца, может это знать?

— Возможно, это знал епископ Терстан. Но он тоже мертв.

— Остаются разбойники или наемники, — со вздохом вымолвила Клэр. — И, вероятно, ты.

Ему показалось, что он ослышался.

— Я?!

— Ты был там. Прости, Бернард, но ты был там и можешь вспомнить незначительные вещи, о которых с тех пор не думал.

Она права. Он глубоко похоронил в душе прошлое. Мальчиком он слишком сильно страдал и потом постоянно старался о нем забыть. Со временем воспоминания действительно потускнели и стерлись из памяти. Бернард сомневался, что вспомнит какие-то подробности, так как с трудом мог заставить себя думать о том ужасе.

Он никогда никому всего не рассказывал. Даже рыцарям, которые сделались для него скорее братьями, чем друзьями. А они не принуждали его к откровенности.