Исчезновение Залмана - Максим Д. Шраер

Тэмми стояла перед ним босиком, в рубашке с закатанными рукавами и длинной свободной юбке, сквозь которую просвечивала белизна ног.

– Вот, взгляни, – сказала она, отдавая ему две рукописные страницы, заполненные пятистрочными строфами. – Немножко длинновато получилось. И я попробовала более сложную рифмовку.

Ланс, все еще сидя на своей кровати, положил страницы со стихами на колени. Тэмми стояла у окна, покачиваясь и что-то напевая. Он закончил читать стихи.

– Замечательно, Тэмми. Просто замечательно! – сказал Ланс. – И полурифмы прекрасные! Не рифмы, а миражи.

– Тебе правда нравится? – Тэмми подошла к кровати и села рядом с ним, подложив под себя ноги.

– Да. Еще как!

– Что ты будешь читать завтра? – спросила она.

– Джилл приехала, Тэмми, – сказал Ланс, не глядя на нее.

– А где она сейчас?

– Пошла на пробежку.

– Ты ей сказал?

– Нет еще.

– Скажешь?

– Конечно, скажу. Попозже, сегодня. Мне кажется, тебе лучше сейчас уйти, Тэмми.

– Хорошо.

И тут, словно в фильмах, где режиссеры будто бы случайно убивают своих героев кинжалом в спину, дверь открылась и в комнату вошла Джилл.

– Ой, Джилл, – Ланс встал с кровати. – Познакомься, это моя подруга Тэмми Лагранж. Поэтесса, о которой я тебе рассказывал.

Он встал посередине комнаты, между дверью и кроватью.

– Очень приятно, – сказала Джилл ледяным голосом. – А как ты собираешься представить меня, Эндрю? Как твою подругу Джилл Лоример, бегунью, о которой ты раньше ей рассказывал? Вот как у нас все замечательно. Трое друзей собрались попить чайку и почитать стихи.

Красные пятна пошли по шее и лицу Джилл, и без того потному и порозовевшему после бега.

– Джилл, ну зачем ты так? – сказал Ланс выразительно, не глядя ни на нее, ни на Тэмми.

– Зачем? А вот зачем. Ты что же, думаешь, я не знаю, что здесь происходит? Ты правда считаешь, что я столь наивна?

– Нет, вы не знаете… – в разговор вмешалась Тэмми, но Джилл прервала ее.

– Дай мне закончить! – сказала она, сжимая кулаки. – Ты, может, думаешь, что мужчины за тобой бегают потому, что ты сочиняешь стихи о барашках, резвящихся на лугу, о пьяных красномордых фермерах и о том, как ты в четырнадцать лет потеряла невинность в темной конюшне? Ты что, действительно думаешь, что мужчины бегают за тобой потому, что им нравятся твои стихи? Нет, не поэтому. Им нравится твоя…

– Джилл! – закричал Ланс. – Довольно.

У Тэмми дрожали губы, когда она шла к двери. Она взялась за ручку и обернулась к Джилл:

– Ты права, мне действительно очень нравится Дрю. Но Дрю… Дрю хотел, чтобы мы были просто друзьями. И ничего более. Он хороший, твой Дрю. Держись за него, не отпускай.

Тэмми выбежала из комнаты.

Ланс провел остаток дня, увещевая Джилл. Сначала они долго говорили у него в комнате. Потом он повез ее поужинать в соседний городок.

– Скажи, это правда – то, что она сказала? – спросила Джилл в машине на обратном пути.

– Ну конечно, дорогая, это правда! Тэмми просто мой друг, добрый друг. И талантливый поэт. Мы вместе читаем стихи, а потом их разбираем, обсуждаем. И ничего больше.

– Читаем, разбираем, – повторила Джилл. – Она сидела у тебя на кровати, когда я вернулась с пробежки.

– Да перестань, Джилл! Ты просто ревнуешь.

– Я ей не доверяю.

Тэмми не было на торжественном закрытии летней программы и на чтении. Ланс узнал от одной из участниц их семинара, что Тэмми сложила вещи и уехала еще рано утром. После этого она больше не давала о себе знать. Да и он не пытался ее разыскать. Все это было давным-давно. Так давно, что ему казалось, что эта история приключилась не с ним, а с каким-то другим человеком, о котором он совершенно забыл. С человеком, которого давно не существует. Стараясь еще раз позабыть Тэмми и то лето в Зеленых горах – прощальные слова Тэмми, ревность Джилл и его собственное молчаливое согласие, Ланс в конце концов провалился в стог опустошенных сновидений.

Он проснулся поздно, в одиннадцатом часу, и по пути в университет едва успел запить маффин стаканом некрепкого чая. Поэтический семинар Макклоя проводился за большим овальным столом в полутемной комнате. В аудитории было двенадцать человек, и девушек больше, чем молодых людей. Ланс проговорил всего около двадцати минут. Сначала о важности формы, а потом еще о том, как личный опыт поэта «выжигает» на стихах «клеймо аутентичности». Все это граничило с банальностью, и Ланс прекрасно это знал. Но ему было так трудно сосредоточиться, что он был рад, что Тэмми не переполняла хоть какой-то участок мозга, и не задумываясь питал голосовые связки клишированными советами молодым поэтам.

Потом Ланс попросил каждого студента прочитать по стихотворению. Они читали, а он кивал головой, но не в такт их стихам. Его кивки воспроизводили ритм памяти. Тэм-ми. С те-ми. Тэм-ми. С на-ми. Тэм-ми. Стих-ни. В конце семинара он совершенно забыл об одном из своих ритуалов. Обычно он просил студентов дать ему тексты для возможной публикации в ежеквартальнике. На этот раз Макклой вынужден был напомнить ему о том, чего все ждали с самого его приезда, и Ланс смущенно улыбался, пока один из студентов собирал тексты и складывал их в стопку. Потом Ланс поднялся, положил рукописи в тонкую папку из черной марокканской кожи и убрал папку в портфель.

– Что-нибудь случилось, Энди? – спросил его Макклой после того, как последний студент вышел из семинарской комнаты. – Ты что, нездоров?

– Да вот, бессонница одолела, полночи проворочался. У тебя так бывает?

– Вообще-то нет. Ты не передумал насчет ланча у нас дома?

– Конечно, нет, Джерри! Даже не думай. Я хочу повидаться с Молли. А днем я отдохну.

– Когда у тебя завтра рейс?

– Днем, в три сорок, из Даллеса. Я хочу порыбачить завтра утром, на обратном пути.

– Я бы съездил с тобой, но уже давно договорился с приятелем, который преподает в Колледже святой Елены, пойти понаблюдать за птицами. Дерек Гилл, помнишь его?

– Конечно, помню. Высокий рыжеволосый парень с веснушчатым лицом. Мерилл когда-то выбрал его первую книжку на Йельском конкурсе молодых поэтов. Кажется, он давно замолчал.

Они подъехали к дому Макклоя; их ждал ланч из трех блюд. Ели в столовой; на светло-сиреневых стенах висели гербарии и акварельные пейзажи в ажурных рамках. После ланча Ланс должен был выдержать целый час, слушая рассказы Молли о том, какие у нее талантливые ученики. Жена Макклоя была директором местной гимназии, и Ланс знал, что друг немного стеснялся ее профессии школьного учителя. Когда часы-кукушка пробили три часа, Ланс начал нервно перебирать пальцами. Макклой почувствовал, что что-то не так и предложил отвезти Ланса обратно.