Будьте готовы, Ваше высочество! - Лев Абрамович Кассиль

тропа, ведущая к розарию, повстречался им незнакомый человек. Он был в вышитой украинской сорочке и соломенной шляпе. Широкие, как чехлы на креслах, холщовые штаны почти закрывали сандалии.

— Добрый день! — обратился он к ребятам, старательно улыбаясь. — Что это вы исполняете? Западные танцы?

— Что вы, — сказал Тараска, — это не западные, это восточные. Пляска тигров.

— Ишь ты! — сказал человек в широких штанах. — Ну, как живем, пионеры? Гуляем, загораем? Питание как? Всем довольны?

Ребята загудели, что всем довольны, все хорошо.

— Так… Будем знакомы. Я от комиссии из областного центра. Интересуется руководство вашей жизнью. Давайте присядем вот тут на скамеечку, потолкуем. Ну, вот ты, например. — Он ткнул пальцем по направлению к Тониде, которая тотчас же мрачно скрылась за спиной Несметнова. — Что прячешься? Не тушуйся, нам интересно именно ваше личное впечатление. Как говорится, устами малолетних… — Он вынул толстую тетрадку из портфеля, который зажимал так высоко под мышкой, что даже скособочился несколько. — Ну, не хоронись там, девочка, давай начнем с тебя. Родители чем занимаются?

Тонида молчала.

— Какая-то ты, я вижу, необщительная, в себя замкнулась, нехорошо так в коллективе. Ну, а ты? — Он ткнул пальцем в принца, и ребята затихли, предвкушая удовольствие. — Ну, присаживайся здесь, так вот, рядышком. Дыши себе свободно, а я кое-что запишу. Стало быть, приступим. Давай с тобой заполним вопросы по порядку. Первый вопросик — имя, фамилия и всякое такое.

— Дэлихьяр Сурамбук.

— Нерусский будешь, значит? Это не суть. Повтори только для ясности…

Принц повторил, а ребята так и дулись от разбиравшего их смеха.

— Дэлихьяр… Интересно! Родители-то кто?

Ребята, разом посерьезнев, наперебой принялись подсказывать шепотом:

— У него отец с матерью умерли.

— Ясно, — сказал ревизор, — сирота, следовательно. Сочувствую. Прискорбно. Значит, этот пунктик заполнили. А на чьем иждивении?.. Ну, у кого живешь, кто содержит?

— Он у брата старшего живет, — объяснил за принца, лукаво озирая всех, Тараска.

— А вы не подсказывайте. Ты сам отвечай, по-русски ведь разбираешь? Вот. Он сам и без вас ответит. Кем, я говорю, брат-то работает? Где?

— У-это… Он работает во дворце, — отвечал Дэлик.

— Во Дворце культуры?

— Нет, у-это, в нашем. В Джайгаданг.

— Не совсем себе уясняю. — Ревизор почесал переносицу карандашом. — Это что, местности название такое? Сперва давай уточним, кем брат работает.

— Он король.

— В каком, так сказать, отношении? И вообще давай серьезно отнесемся.

Ребята уже чуть не помирали со смеху.

А Тараска вдруг подскочил к принцу, поднял с земли большой лист вроде лопуха:

— Ваше высочество, разрешите обмахнуть?

Ревизор поглядел на всех поверх очков, потом совсем снял их, снова надел на нос, приподнял соломенную шляпу над макушкой, помахал на себя, как веером:

— Да, действительно жарковато сегодня. Па́рит что-то. Так, я извиняюсь… Может быть, все-таки уточним?

Тут уже, не выдержав, ребята расхохотались и наперебой стали объяснять ревизору, что перед ним настоящий наследный принц, брат короля Джунгахоры и обитатель палатки номер четыре.

У ревизора съехал с толстых колен портфель, он поднял его, запихал туда тетрадь и, смущенно хлопая глазами, обратился к принцу:

— Слушай, извиняюсь, твое высочество… Ты меня, в общем, если что я нарушил… Не был поставлен в известность.

Тараска что-то все время показывал под ноги ревизору.

— На чем стоите?! — прошипел он наконец. — Сойдите скорей!..

Ревизор испуганно поглядел себе под ноги и даже приподнял одну сандалию.

— Нельзя на его тени стоять, — заверещал Тараска, — у них закон не позволяет. — И Тараска сделал страшные глаза.

Ревизор, поспешно пятясь, отшагнул в сторону и наткнулся на подошедшего начальника лагеря.

— Что же вы меня, товарищ Кравчуков, не проинформировали, что у вас в контингенте, так сказать, представитель зарубежной державы?

— Вы же меня не информировали о своем предстоящем прибытии, — отрезал Михаил Борисович, — с черного хода решили, с задней калитки. Ну, а я, признаться, полагал, что если прибудете, так с парадного крыльца. Извините.

— Да вот, товарищ Кравчуков, хотелось подемократичнее, так сказать, с низов, тем более сигнальчик был о неблагополучии. Заезжали тут родители, сигнализировали в область…

— Ладно, потом разберемся, когда пойдем ко мне, — оборвал его начальник.

В лагере запел голосисто и раскатисто горн, зовя на обед.

«Бери ложку, бери хлеб…» — подхватили привычно ребята.

— Вы бы вот больше эти сигналы слушали, — сказал Михаил Борисович и повернулся к притихшим ребятам: — Ну что же, вы тут уже побеседовали, успели?

— Бодяга это, лабуда, — сказал вдруг принц.

Бедный начальник даже приостановился, хотя совсем уже было собрался уходить вместе с ревизором.

— Это ты по-каковски? — спросил он.

— По-русски, как, у-это, все.

— Хороши! — Начальник оглядел потупившихся ребят, укоризненно покачал головой. — Вы что же это русский язык позорите? Этому надо гостя учить? Да еще короля, возможно, в будущем. Доверяй вам, а вы…

Глава IX

Сердце пятого

Вторая встреча была совсем иной, и запомнилась она «спартаковцам» надолго.

Дело шло к вечеру. Огромный огненно-оранжевый, чуть-чуть сплющенный шар солнца вот-вот должен был кануть за горизонт. Пионеры поднялись, чтобы проводить солнце, на высокую прибрежную скалу, где стоял позеленевший от времени, щербатый бюст доктора Павла Зиновьевича Савельева. Это он, один из героев гражданской войны, когда-то основал здесь, на черноморском берегу, лагерь «Спартак». Тяжелобольной, доживал он в лагере свои последние дни. Его приводили к вечеру на эту скалу, он сидел тут, смотрел на море и на закат и слушал песни, которые пели для него пионеры. На скале его и похоронили. И стоял здесь старый памятник доктору. Ребята часто поднимались сюда, чтобы полюбоваться красой морского заката, долго потом стоявшей в глазах. А закат и правда выдался очень хорош в тот день. Небо и море были сине-фиолетовыми, а над самой кромкой, отделяющей морскую даль от распахнувшихся во все стороны небесных просторов, накалялась широкая алая полоса, и в центре ее плавилось тяжелое багрово-золотое солнце.

— Ребят-ты, смотри! — зашептал, придыхая, принц. — У-это, совсем как у нас Джунгахоры флаг.

Услышав это, высокий и очень худой человек в темных очках, седой, смуглый, весь в белом, быстро обернулся. Он стоял поодаль с небольшой группой пожилых курортников, поднявшихся сюда, должно быть, из санатория, что находился неподалеку от «Спартака». Это, верно, их автобус дожидался внизу, у подножия скалы.

Высокий человек снял темные очки, худой рукой плавно отвел их от смуглого лица, и Тониде показалось, что движением этим он разом впустил в глаза свои и всю широту далекого неба, и синь моря, и пламя горевшего заката — так много синевы и огня ринулось в упор на пионеров, когда незнакомец глянул на них.

— Джунгахори?.. Фари