У Беды зеленые глаза - Василий Зеленкин

— Значит, все потеряно? Слава будет сидеть? — Упавшим голосом спросила она.

— Да, теперь будет сложнее нам. Но нужно собраться. Еще не все потеряно. Правда…

Она остановилась не зная, говорить ей о показаниях Вячеслава или нет.

Но, слово не воробей, вылетит — не поймаешь.

— Правда, что? — Почти одновременно спросили Светлана и Клавдия Николаевна, только что положившая таблетку под язык.

Все трое выжидающе смотрели на адвоката.

«Вот, дура! Настоящая дура! — Сама себя мысленно отругала Суворова. — Теперь придется ошарашить их и тем, что сказал их Слава».

Она прекрасно понимала, что делать нечего. Сама проговорилась. Теперь придется говорить все начистоту.

— У меня еще плохая новость. Вячеслав заявил во время эксперимента, что в то врем, когда загонял машину в гараж, встретил подозрительных парней. Следил за их поведением. Они, заметив его, убежали. Вот и получается с его же слов, что была все-таки задержка при возвращении домой. Но доказать все сказанное он не может.

— Ничего не понимаю, — возмутилась Светлана. — Он же раньше ничего не говорил об этом. Правда, же?

Она повернулась к Татьяне Васильевне.

— В том — то и дело, что не говорил. И кто теперь поверит ему, что все было так, как он говорит сейчас. Изменение показаний, тем более таким коренным образом, всегда наводит на грустные размышления. Суд может усомниться в его прежних показаниях. А это, поверьте моему опыту, очень даже плохо. Со всех сторон плохо.

— Значит, все потеряно? — Тихо сквозь слезы спросила Клавдия Николаевны.

— Тише, тише, Клавочка! Не волнуйся. Все наладится. Должно наладиться. Ведь не мог наш сын совершить такое! Не мог!

— Не мог, не мог, — передразнила его жена. — А в результате попадет наш сынок в колонию. И что из этого получится? Какой он придет оттуда?

— Не торопись. Не забегай вперед, — настаивал на своем супруг.

— Ох! Не знаю я. Ничего уже не знаю.

— Конечно, теперь будет сложнее нам бороться. Но руки опускать нельзя. — Суворова постаралась ободрить родственников Петровича. — Сейчас нужно определиться и как-то все объяснить. Я переговорю с Вячеславом. Мы вместе должны найти слова, чтобы объяснить такое его неожиданное признание. В конце концов, он ведь тоже человек. А человеку свойственно забыть некоторые кажущиеся для него мелочи. Тем более, для человека, который попал в такую нехорошую, ужасную для него ситуацию. Когда на него наехали милиционеры и следователь, когда он попал в незнакомую для него среду общения с правоохранительными органами, когда сразу поместили в ИВС, когда навалилось столько событий, мог он забыть про этих парней? Мог. Конечно, мог. А теперь, находясь на территории гаражного кооператива, среди гаражей, вспомнил обо всем. И сказал. Вот одно из объяснений. Если подумать хорошенько, то можно найти и другие объяснения такому его поведению. Поэтому не все еще потеряно.

— Вы так думаете? — С мольбой в глазах спросила Клавдия Николаевна. — Я не переживу, если его осудят! Не переживу!

— Успокойся, пожалуйста, — ободрял жену Иван Александрович. — Видишь, Татьяна Васильевна говорит, что не все еще потеряно. Значит, еще есть возможность оправдания нашего сына. Поэтому успокойся. Никому не нужны твои слезы и стоны. Держись. И я рядом с тобой. И Светочка тоже.

— Конечно. Клавдия Николаевна, все должно быть хорошо. Я тоже не верю, что Слава мог совершить такое. Поэтому надеюсь на все хорошее.

— Ну, хорошо, хорошо. Уговорили. Постараюсь успокоиться. Спасибо Вам, Татьяна Васильевна. Спасибо, что не бросаете нас в такой ситуации. Надеюсь, что Вы что — то придумаете, как освободить сына. Век буду Вам признательна.

— Я постараюсь все сделать, чтобы помочь Вашему сыну. Все, что в моих силах.

— Все. Я уже не плачу, — Клавдия Николаевна вытерла слезы. — Давайте мы подвезем Вас. Куда Вам надо?

— Куда, как не в консультацию. Есть еще работа по другим делам. Да, и поэтому тоже надо подумать.

— Ты слышал? — Обратилась мать Петровича к мужу. — Поехали. И домой. Полежу там. Может, полегчает.

— Конечно, конечно, — заторопился Иван Александрович. — Поехали.

***

Через некоторое время состоялось очередное судебное заседание.

Прокурор уверенным голосом бойко доложил суду о результатах проведения следственного эксперимента. А также о том, что по его поручению сотрудники милиции провели оперативно — розыскные мероприятия по установлению парней, о которых рассказал Петрович. Но положительных результатов поиски не дали. В основном из — за того, что Петрович только в общих чертах описал этих ребят. Под его описание могли подойти сотни, если не больше молодых людей. Некоторых проверили. Но у них были алиби на тот день.

Да и как они могли подойти под описание Петровича, если он заранее заявил, что не сможет их опознать по лицам, которых не рассмотрел.

Суворова постаралась объяснить суду свою позицию про обстановку, в которой Петрович давал первоначальные показания. Объясняла, что он вспомнил о парнях, находясь в том месте, где с ними встретился. Такое возможно всегда.

Но по всему виду председательствующего она где — то в глубине души понимала, что ее слова не очень — то воспринимались им. Хотя явно тот вообще никак не реагировал ни на выступление государственного обвинителя, ни на ее выступление.

Но, Суворова давно уже знала этого судью. Поэтому не сомневалась, что ее слова не возымели на него никакого впечатления.

Уточнив у Петровича некоторые детали по проведенному следственному эксперименту, выяснив, есть ли у сторон заявления и ходатайства, которых не оказалось, Скобцев объявил о том, что судебное следствие окончено.

Затем председательствующий предоставил сторонам выступить с речами.

Первым выступал, как и предусмотрено уголовно — процессуальным кодексом, государственный обвинитель.

Ничтоже сумняшеся, или другими словами ничуть не сомневаясь, решительно, без колебаний, опираясь на материалы дела, в том числе на результаты следственного эксперимента, Федор Лойко постарался убедить суд в том, что все доказательства, собранные и проверенные в ходе судебного следствия свидетельствуют о виновности Петровича в совершении разбойного нападения на Жуковых, совершенном группой лиц, с проникновением в жилище, с цель завладения имуществом в крупном размере.

При оценке личности обвиняемого, тех последствий, которые наступили после совершения им преступления, и, скорее всего, понимая где-то подспудно, что все же есть сомнения, пусть и незначительные, но сомнения в виновности Петровича, государственный обвинитель выдал такое, что озадачило не только Суворову, но и суд.

При определении наказания, которого заслуживает Петрович, государственный обвинитель неожиданно для всех заявил, что просит суд назначить тому наказание ниже низшего предела, а именно пять лет ограничение свободы с направлением в исправительное учреждение открытого типа с конфискацией имущества. Обычно в разговорах такой вид наказания по старинке называют