Опасная скорбь - Энн Перри

Ромола остановилась, словно налетев лбом на одно из деревьев, выстроившихся вдоль аллеи. Она выдохнула почти со вскриком, затем вспомнила, что на них могут обратить внимание, и закусила кулачок.

– Что за человек была миссис Хэслетт? – повторил вопрос Монк.

Ромола продолжила движение по дорожке; лицо ее было бледно, юбки подметали гравий.

– Очень эмоциональной и очень импульсивной, – ответила она после недолгого раздумья. – Когда Октавия влюбилась в Гарри Хэслетта, вся ее семья была против, но она настояла на своем. Ни о ком другом и слышать не желала. Я всегда удивлялась, как мог сэр Бэзил такое позволить, хотя, с другой стороны, они были идеальной парой – это признавала даже леди Мюидор. Гарри происходил из прекрасной семьи, у него были вполне сносные виды на будущее… – Она пожала плечами. – Довольно отдаленные, но считалось, что Октавия, будучи младшей дочерью, может и подождать.

– У ее жениха была небезупречная репутация? – спросил Монк.

– Не припомню.

– Тогда почему сэр Бэзил был против этого брака? Прекрасная семья, виды на будущее – такого жениха можно только приветствовать.

– Думаю, дело здесь в личных отношениях. Я знаю, что сэр Бэзил учился вместе с отцом Гарри и с тех пор сильно его недолюбливал. Отец Гарри был года на два старше сэра Бэзила, и ему в большей степени сопутствовал успех. – Ромола вновь слегка пожала плечами. – Сэр Бэзил никогда, конечно, не заговаривал об этом, но, может быть, тот в чем-то обманул его? Или совершил какой-нибудь другой недостойный поступок…

Она взглянула мимо Монка. Навстречу двигалась компания дам и кавалеров, и Ромола кивнула им, впрочем, без особой приветливости. Она была явно раздосадована неловкой ситуацией. Уильям заметил, как на ее щеках вспыхнул румянец, и оценил всю затруднительность ее положения. С одной стороны, ей бы не хотелось вызвать слухи, что она гуляла с кем-то в парке наедине, но еще меньше ей хотелось признаться в том, что спутником ее был полицейский.

Он невесело усмехнулся, адресуя эту усмешку скорее самому себе. Во всяком случае, он был уязвлен не меньше, чем Ромола. Монк досадовал на нее за то, что она не смогла скрыть свои чувства, а на себя самого – за то, что вообще обратил на это внимание.

– Он был грубоват, дерзок? – продолжал допытываться Уильям.

– Вовсе нет, – запальчиво возразила Ромола. – Он был обаятелен, дружелюбен, отличался остроумием, но, как и Октавия, всегда поступал по-своему.

– Трудноуправляемый человек? – предположил Монк, которому все больше и больше нравился Гарри Хэслетт.

– Да, – сказала она, и в ее голосе прозвучала зависть, смешанная с настоящей тоской. – Он был внимателен по отношению к другим, но никогда не скрывал своего истинного мнения.

– Можно подумать, вы описываете почти идеального человека.

– Это так и есть. Октавия была потрясена, когда он погиб – в Крыму, как вам известно. Помню тот день, когда пришла эта страшная новость. Я думала, Октавия не оправится от удара… – Она поджала губы и моргнула, словно к горлу подступали слезы. – И я не уверена, что она оправилась до конца, – тихо добавила Ромола. – Она очень его любила. Мне кажется, никто в семье не понимал этого как следует, пока не случилось несчастье.

Они невольно замедлили шаг, но, ощутив порыв холодного ветра, вновь пошли быстрее.

– Мне очень жаль, – искренне сказал Монк.

Мимо прошла няня, толкая перед собой детскую коляску – недавнее наделавшее шуму изобретение, куда более удобное, чем прежние тележки, которые приходилось не толкать, а тянуть. Рядом с коляской семенил маленький застенчивый мальчик с обручем.

– Она даже и не помышляла о новом замужестве, – продолжала Ромола, не дожидаясь нового вопроса и невольно провожая коляску глазами. – Конечно, с тех пор прошло всего два года, но сэр Бэзил не раз заводил об этом разговор. Молодая вдова, детей у них не было. Действительно, почему бы и нет?

Монк вспомнил мертвое лицо, увиденное им в то памятное утро. Даже несмотря на страшную бледность, можно было предположить, какой была Октавия Хэслетт. Это лицо при жизни наверняка выражало страсть, волю, мечтательность.

– Она была очень привлекательна? – Монк задал вопрос, хотя уже сам на него ответил.

Ромола засомневалась лишь на миг.

– Да. Даже красива, – медленно проговорила она. – Но особенно привлекали ее живость и цельность натуры. После смерти Гарри она стала хмурой, страдала… – Ромола отвела глаза. – Страдала головными болями. Между приступами она снова становилась похожей на себя прежнюю. Но когда она была… – Ромола вновь запнулась, подыскивая нужное слово. – Когда ей нездоровилось, она замыкалась в себе и не предпринимала ни малейших усилий выглядеть обаятельной.

Монка внезапно посетило краткое видение: он представил женщину, которая была обязана вечно очаровывать людей, поскольку от этого зависело ее признание, возможно, даже финансовое благополучие. Ей приходилось ежедневно идти на уступки, подавлять свои самые сокровенные мысли и чувства, ибо она понимала, что кто-то еще просто не желает об этом знать. Какое постоянное унижение, какая саднящая боль!

Хотя, с другой стороны, какое отчаянное одиночество должен испытывать мужчина, разговаривая с женщиной и зная, что она скажет только то, что ему хочется услышать.

– Мистер Монк!

Оказывается, Ромола продолжала говорить, а он демонстрировал вопиющее невнимание.

– Да, мэм… Прошу прощения…

– Вы спросили меня об Октавии. Я стараюсь удовлетворить ваше любопытство. – Она не скрывала своего раздражения. – Октавия была очень привлекательной, за ней ухаживали многие, но она никому не отвечала взаимностью. Я думаю, что проводя расследование в этом направлении, вы скорее всего зайдете в тупик.

– Полагаю, вы совершенно правы. А мистер Хэслетт погиб в Крыму?

– Капитан Хэслетт? Да. – Она помолчала в нерешительности, глядя куда-то вдаль. – Мистер Монк!

– Да, мэм?

– Мне пришло в голову, что некоторые люди… некоторые мужчины… имеют весьма странное представление о том, как себя обычно ведут вдовы… – Ромола явно испытывала неловкость и не находила слов, с помощью которых могла бы выразить свою мысль.

– В самом деле, – подбодрил ее Уильям.

Налетевший порыв ветра сбил набок ее шляпку, но Ромола этого даже не заметила. Монку вдруг пришло в голову, что она, возможно, пытается сказать то, чему научил ее сэр Бэзил.

Две маленьких девочки в платьицах с оборочками прошли мимо, ведомые гувернанткой, которая держалась подчеркнуто прямо, вышагивая, как солдат на плацу.

– Быть может, кто-то из слуг… мужчина, разумеется… тешил себя такой… такой нелепой идеей, забыв о приличиях…

Они почти остановились. Ромола ковыряла гравий острием зонтика.

– Если так… то, получив отпор, он мог взбеситься… я имею в виду, обезуметь… – Она замолчала с несчастным видом, по-прежнему не глядя на Монка.