Новая реальность - Олеся Шеллина

— Где царевна Елизавета? Почему я ее не вижу среди охотников?

— Вон же она, сюда направляется, — Репнин кивнул на Елизавету, которую я в очередной раз не узнал, потому что все время забывал, что она предпочитала охотиться в мужском наряде.

— Лизонька, тебя когда-нибудь от церкви отлучат за вид неподобающий, — я позволил ей себя приобнять. Лизка постоянно пыталась всем показать, как сильна наша родственная связь, и ради этого не брезговала ничем.

— Ну что ты, Петрушенька, что же срамного ты видишь в моей одежде? Сам-то напялил на себя не пойми что, сразу и не признать: государь перед тобой, или мужик дворовый, — и она отступила на шаг и чуть распахнула тяжелый мужской камзол, продемонстрировав мне затянутые хоть и в теплые чулки, но все же чулки, ножки, словно бы показывая, что ее одежда очень даже благопристойная. — Ты совсем забыл меня, — она капризно надула губки, но глаза смотрели внимательно, в них не было ни тени той показной дурашливости, которую она мне демонстрировала так старательно. — А ведь я приказываю картоху готовить к каждому ужину, любимого племянника дожидаючись, — она так произнесла «любимого», что у меня на мгновение дыхание перехватило. Но тут до меня дошло. Картоху? Она сказала «картоху»? От немедленного ответа меня спас конюх, подведший к нам белоснежную кобылку Елизаветы.

— Твоя лошадь готова, Лиза, думаю, что нам еще выпадет шанс поболтать по-родственному.

Я наблюдал все время, пока Елизавета садилась в седло. Вот ее нога наступает на сцепленные руки того самого конюха, что привел лошадь, вот он словно подталкивает ее вверх… мгновение и Елизавета Петровна уже восседает на лошади, раскрасневшаяся и возбужденная в предчувствии любимой забавы.

— По-моему, ее жутко возбуждает кровь, и вообще всплеск адреналина, — пробормотал я практически про себя, делая все, чтобы стоящий рядом Репнин меня не услышал.

— Что? Ты сказывал что-то, государь Петр Алексеевич?

— Юдин написал про то, что все выдумал? — я повернулся к адъютанту, размышляя над тем, что мне делать с Елизаветой.

— Эм, — Репнин замялся, но тут же встал слегка боком и вытащил из-за пазухи какие-то сложенные листы. — Вот, не успел отдать. Как и было велено, каждый выпуск теперь тебе будет приносится для утверждения печати.

— Я не отдавал таких повелений.

— Я отдал, чтобы опять никаких конфузов не произошло, — приподняв бровь, внимательно посмотрел на его совершенно невинную рожу, покачал головой и принялся рассматривать газету.

— Так, может я чего-то не понимаю, но тут не один листок, — я нахмурился и взял протянутые мне листы, так же, как и Репнин развернувшись, чтобы мои действия не были заметны из толпы.

— Так ты же вроде Юдину обещал, что ежели тот сумеет сделать листы в ту же цену, то хоть сотню пускай кропает. Вот он и сделал, — Репнин позволил себя улыбнуться уголками губ, когда я с полнейшим непониманием разворачивал листы. Бумага была тоньше. Она была намного тоньше и по качеству приблизилась к той, что я привык видеть в современных мне газетах. Я поднял вопросительный взгляд на Репнина, разворачивая листы, стараясь найти ту самую заметку, которую Юдин обещал мне написать. Юра понял мой вопрос без озвучивания и принялся излагать. — Они вдвоем с Шереметьевым пошли к послу китайскому. Шереметьеву же велено было почтой голубиной заняться, вот он и занялся, да так прытко, что только пятки засверкали. А одним из условий для почты голубиной – это бумага тонюсенькая, но прочная, которую можно в скатку скатать и к лапке птахи привязать…

— А китайцы большие спецы в изготовлении подобной бумаги, — перебив Репнина, закончил я. — Ну, а Юдин свою корыстную цель преследовал. Но как же быстро ему удалось этого добиться.

— Так это токмо болванка. На самом деле тут три номера, а не один, но Юдин просил их все показать, чтобы и содержание оценить и показать, ежели такую бумагу погонят, то она и дешевле будет аккурат в три раза, то есть, условие твое выполнено, государь.

Я перестал шуршать газетой и уставился на входную дверь, к которой сейчас стоял лицом, повернувшись к своим подданным филейной частью, но вот конкретно сейчас мне было все равно. Когда-нибудь Карл Юнг назовет этот эффект «синхроничностью», а в концепцию его теории ляжет предположение, что ничто в этом мире не происходит случайно, и что любое событие в той или иной степени влияет на другие, вроде бы никак не связанное с ним. Мое появление, а затем и сдвиг истории в другое русло, породило цепь событий, которые уже от моего влияния никак не зависели, но, тем не менее, были связаны хоть и очень отдаленно с моим появление, или же являлись следствием когда-то принятых мною решений, которые не были изначально решениями этого мира. «Синхронность», это Юнг правильно скажет, или не скажет, или это скажет кто-нибудь другой и, подозреваю, что гораздо раньше, потому что некоторые вещи начали всплывать передо мной, хотя до их официальных использований было еще лет сто. Я зло прищурился: а не все ли теперь равно? Главное, что я знаю цену этим вещам, и нужно только сделать так, чтобы они остались здесь в Российской империи, в крайнем случае, у моей страны должна появиться на эти вещи монополия, или же абсолютное право, с помощью которого она сможет позволять другим странам пользоваться этими вещами, но в любой момент может это право и отозвать. Юнг считал свою «синхронность» чем-то вроде Мировой души, объединяющей все и вся, я с ним никогда не был согласен, но сейчас, чаща моего скептицизма изрядно опустела.

Посмотрев на газету, мой взгляд уцепился за знакомые слова, и я отбросил мысли о пространстве, времени и их связующих компонентах. Проще надо быть. Телеграф сначала запустить, потом и до чего-нибудь еще дойдет, причем без моего участия. До парового движителя – точно дойдет. Кстати, надо бы узнать, как там дела у моих ученых мужей. Что-то давно от них известий не было. Ни хороших, ни об их вечных склоках и скандалах. Или заняты сильно, или все вместе Шумахера удавили, чтобы не мешался под ногами… Что-о-о?

— Это что такое, вашу мать? — прошипел я, ткнув пальцем в крохотную записульку о том, что автор газеты ошибся, когда связал проявленную государем активность в отношении некоей дамы с поеданием картофеля, однако сейчас, когда во дворце наблюдается некоторый кризис и отсутствие данного овоща на государевой кухне, почему-то имя государя не упоминается даже дворовыми девками шепотом на кухне, а российский двор в этом плане может являться примером для подражания даже для славящегося своим ханжеством двора мадридского. — Что это такое?!

— Государь, тише, ты внимание привлекаешь, — нагнувшись ко мне, прошептал Репнин. — Вот поэтому я и велел от твоего имени сначала с тобой все согласовывать. Чтобы опять никакого конфузу не произошло. Передать Юдину, чтобы заметку переделал?

— Передай, что если он опять что-нибудь этакое выкинет, то я его лично плетьми на конюшне отхожу, — мрачно пообещал я Репнину, сунул в руки немного помятые листы и повернулся как раз в тот момент, когда ко мне подводили Цезаря. — Почему так долго готовили? — я потрепал коня по морде и протянул ему сахар, который тот очень аккуратно снял с моей ладони губами.