А потом - убийство! - Джон Диксон Карр

– Билл, – сказала Моника, когда они ехали в такси с вокзала Марилебон. Впервые за два дня она назвала его по имени!

– Что?

– Неужели мы действительно увидим сэра Генри Мерривейла? Главу всего департамента военной разведки?

– Да.

Моника съежилась в углу.

Такси остановилось у двора, с трех сторон окруженного корпусами массивного серого здания. Двор был вымощен неровными мелкими булыжниками, которые невольно напомнили Монике недоброй памяти мостовую в декорации тысяча восемьсот восемьдесят два. На дворе были припаркованы несколько машин. Приехавшие двинулись следом за остальными – к большой двери слева.

Внутри, в большой и мрачной приемной, оказалось полно народу. Здесь не было ни мраморных стен, ни пушистых ковров. И ни одного человека в форме, если не считать парочки мужчин с красными нарукавными повязками штабных офицеров. Билл Картрайт протолкался сквозь толпу к конторке слева, где расторопный на вид однорукий администратор-курьер с моржовыми усами пытался делать сто дел сразу.

– Да, сэр? У вас назначено?

Билл протянул письмо.

– Все в порядке, сэр, – добродушно улыбнулся курьер. – Посидите пока здесь и заполните вон тот белый бланк.

Пока Моника вызывала в своем воображении величественные образы, которые скрывались за этими мрачноватыми стенами, Билл заполнял бланк. Все в мире находится в равновесии. На Билла Картрайта Военное министерство произвело именно такое впечатление, какое кинофабрика произвела на Монику Стэнтон. Руки у него так тряслись, что он едва мог писать. Теперь, когда он попал сюда и скоро познакомится с самим сэром Генри Мерривейлом… возможно все, что угодно! Может, его даже возьмут на работу в военную разведку? Самая страстная мечта всей его жизни так ослепляла, что он решил во время предстоящей беседы ни в коем случае не следовать правилам логики и ни с чем не соглашаться. Он положил на стойку заполненный бланк.

– Очень хорошо, сэр, – сказал курьер, посовещавшись со своими коллегами. – Капитан Блейк, комната номер 171. Но как насчет мисс Стэнтон?

– Вот она. Она со мной.

Курьер изумленно поднял широкие брови. Некий телепатический инстинкт внушил Биллу: сейчас он получит мощный удар между глаз.

– Даме с вами нельзя, сэр.

– Нельзя?

– Нет.

Моника посмотрела Биллу прямо в глаза, а потом перевела очень спокойный и задумчивый взгляд в потолок.

– Но почему? Ведь дело как раз ее и касается. Она – моя главная свидетельница. Именно благодаря ей мне и назначили встречу. Она…

– Извините, сэр. – Курьер решительно покачал головой и перечеркнул заполненный бланк черной линией. – В письме говорится о вас и больше ни о ком. Разве вы этого не знали, когда везли сюда даму?

– Моника, клянусь, я понятия не имел! Вы не сердитесь?

– Ну что вы, Билл, конечно нет! – рассмеялась Моника, внезапно оживившись настолько, чтобы похлопать его по плечу. – Я все понимаю. Мне здесь не место, правда ведь?

– Послушайте… Я не задержусь. Если не возражаете, подождите меня здесь, пожалуйста.

– Да, хорошо.

– Вы уверены?

– Господи, ну конечно!

(Ах ты, мерзавец! Ах ты, низкий, подлый, презренный трус!)

– Моника… вы серьезно меня подождете? Останетесь здесь? Поклянитесь, что не вернетесь в «Пайнем»!

– Ну что вы, Билл, как вам только такое могло прийти в голову! Конечно, я подожду. Идите, желаю приятно провести время…

– Сюда, сэр, – перебил ее курьер терпеливым, но усталым голосом. – Держите пропуск. Он вам понадобится на выходе.

Крепко прижимая к груди взятый с собой чемоданчик, Билл зашагал следом за ним по коридору.

2

– Фу! – сказал сэр Генри Мерривейл.

Руководствуясь сведениями, полученными в разное время от старшего инспектора Мастерса, Билл Картрайт был готов к внушительному зрелищу. Он знал, что Г.М. редко демонстрирует неумеренное радушие. Он не ожидал, что его дружески хлопнут по спине или же встретят безукоризненной вежливостью, как большинство правительственных чиновников. Картрайту было известно, что Старик, как называли Г.М. сослуживцы, обладает довольно буйным темпераментом.

Но выражение спокойного недоброжелательства на лице Г.М. озадачило его. Сэр Генри сидел в скрипучем вертящемся кресле, скрестив руки на обширном животе. Огромный лысый череп блестел на свету. Очки съехали на кончик носа, а уголки рта опустились почти к самому подбородку. Такое выражение лица, как у него, было бы вполне уместным в комнате ужасов Музея восковых фигур мадам Тюссо.

Найти нужных людей оказалось непросто. В комнате номер 171 капитана Блейка не оказалось. Не было его и в комнате 346. Билл и курьер шли по длинным, наполненным деловой суетой коридорам, выложенным довольно мрачного вида плиткой. Они поднялись на несколько пролетов по широкой каменной лестнице, расположенной в центре здания. Они то и дело проходили мимо сваленного в коридорах мебельного хлама: деревянных ящиков, стульев, древних столов. Наконец, им сообщили, что новое обиталище капитана Блейка находится в комнате шестьсот какой-то; на двери красовалась табличка с буквами «В.Р.».

Здесь, в просторном зале, похожем на офис чертежников, они, наконец, увидели капитана Блейка, который дружески улыбнулся и пожал Картрайту руку. На нем была форма штабного офицера; видимо, он командовал несколькими мужчинами в штатском, которые сидели за большими пустыми столами и что-то писали. На первый взгляд в их работе не было ничего секретного. Курьер откланялся.

– Сюда, – пригласил капитан Блейк, ведя Картрайта мимо других кабинетов. – Обратите внимание на шкафы. Мы тут проводим кое-какую реорганизацию. Сэр Генри переехал из старого кабинета и потому… мм… немного не в духе.

– Хотите сказать, он вышел на тропу войны?

Капитан Блейк ответил не сразу.

– Нет, не совсем. – Он пристально посмотрел на Билла. – Но я вас предупредил. Вот вам еще один совет. О чем бы ни зашла речь, ни в коем случае не упоминайте о палате лордов!

Времени на то, чтобы осведомиться о причинах антипатии Г.М. к палате лордов, уже не оставалось. Капитан Блейк открыл дверь довольно обшарпанного кабинета с двумя окнами, выходящими во внутренний двор; за широким письменным столом сидел Г.М. в альпаковом кителе, скрестив пальцы на животе, и смотрел на них.

– Я вас ждал, – заявил он. – Садитесь, садитесь.

– Спасибо, сэр.

– Хотите сигару?

– Спасибо. Если не возражаете, я курю трубку.

В случае необходимости Билл Картрайт готов был сколько угодно играть в молчанку и смотреть в глаза собеседнику – будь тот хоть самим дьяволом. Но на сей раз все пошло по-другому. Пока он набивал одну из любимых трубок (настоящее зверство по отношению к Монике Стэнтон), глазки Г.М. подозрительно наблюдали за ним поверх очков.