Пушка Ньютона - Грегори Киз

– С чего ты взял?

– Да потому что именно эту мысль мадам Смиренная Добродетель утверждает в следующем параграфе своей статьи.

– Ну и что с того, – невинно удивился Бен, – эта мысль лежит на поверхности, ее трудно не заметить. Ну, давай читай дальше.

Джон подозрительно посмотрел на него:

– О многом немногими словами, говоришь, да она же дает образец, по которому каждый может написать свою собственную элегию.

– Хорошее дело.

– Очень хорошее. Главное – выбрать нужную персону, чтобы воспеть в творении какого-нибудь там убитого, или утонувшего, или на морозе замерзшего.

– Уж лучше их воспевать, чем повешенного за кражу цыпленка.

– Да, уж куда лучше.

– Надо воспевать тех, у кого нет общепризнанных добродетелей, – продолжал развивать свою мысль Бен. – Хотя, знаешь, я думаю, что смерть возвеличивает человека, даже если при жизни у него и не было особых достоинств.

Джон снова нахмурился:

– Говорю тебе, ты уже читал эти стишки, черт тебя подери. Зачем ты тогда заставляешь меня снова их тебе читать?

– А ты действительно считаешь, что все это чушь, нелепая и смешная? – совершенно серьезно спросил Бен. – Неужели чувствительный стишок, написанный искренним и глубоко скорбящим человеком, заставляет тебя смеяться до слез?

– Скорбь человека не может служить извинением его плохим стихам, – отчеканил Джон. – Если человек не может скорбеть изящно и выразительно, то пусть он по крайней мере скорбит молча. Но знаешь, мне кажется, что все эти критические рассуждения мадам Смиренной Добродетели очень уж остроумные, я бы даже сказал, они – самое примечательное, что я когда-либо видел на страницах газеты твоего брата. Возможно, ты просто еще не оценил по достоинству хорошо завуалированную иронию этой дамы.

Бен усмехнулся:

– Я-то высоко ее ценю, а вот что сейчас будет с твоей оценкой.

– Что ты хочешь сказать?

– Хочу сказать, что под именем Смиренная Добродетель скрывается не какая-то там остроумная дама, а я, соломенная ты голова, Джон.

С минуту Джон ошарашенно смотрел на Бена и наконец выдавил:

– Эта мадам Смиренная Добродетель – ты?

– Именно, – подтвердил Бен, стараясь казаться беспечным. Хотя знал, что его идиотская улыбка наводит на мысль, будто он лжет.

– Клянусь, я б никогда не догадался. Вообще-то это очень на тебя похоже! А брат знает об этом фокусе?

– Тебе стоило бы полюбоваться, как он и его читатели ломают головы, стараясь угадать, кто подсовывает им под дверь «писульки» этой добропорядочной дамы.

– Ну и кого они подозревают? – весело спросил Джон.

– Звучат имена самых выдающихся литераторов, – ответил Бен. – Представляешь, как это льстит моему самолюбию.

– Как это может льстить твоему самолюбию, если никто не знает, что это твои сочинения?

– Но я-то знаю. А вот если бы Джеймсу это стало известно, то он никогда бы ничего такого не напечатал. Поэтому я совершенно спокойно могу предлагать свои творения на суд читателей, не боясь, что моя персона пострадает от лести или от критики. – Бен предусмотрительно умолчал о своем страхе пострадать от самого обычного и заурядного тумака.

– Я бы на твоем месте желал, чтобы все знали, что это мои творения. Я бы хотел получать причитающиеся мне вознаграждения.

Бен пожал плечами:

– Жаль. Я так надеялся, что у моей Смиренной Добродетели появится достойный оппонент.

– Да ты не волнуйся, у нее найдутся достойные оппоненты. Ее намеки так прозрачны, притом они частенько нацелены на членов городского управления.

– Да, мы уже получили несколько писем от тех, кто не согласен с добродетельной вдовой. Но я-то думал, что мы могли бы направить все эти дебаты в нужное русло, вести их более остроумно, высмеивая глупости обеих сторон.

– И я тоже должен буду скрываться под другим именем? – спросил Джон.

– Ну а что в этом такого, Джон Коллинз? Это будет забавно, разве не так?

– Возможно.

– Подумай, Джон. Выйдет отличное состязание.

– Я подумаю. А пока скажи мне, удалось ли тебе перехватить что-нибудь новенькое из любовных посланий с математическими формулами?

Бен воздел палец к небу.

– А! – Он ухватился за гик, чтобы не потерять равновесия и чтобы гик случайно его не ударил, пока он, повернувшись назад, ищет что-то в ворохе бумаг. Наконец он извлек оттуда свиток, перевязанный лентой. – Вот тебе подарок, – сказал он, протягивая свиток Джону.

– Интересно, у тебя дел было по горло, как ты…

– Я выкроил время, чтобы сделать тебе приятное, – перебил его Бен.

– А я вот все думаю, не изобрести ли нам еще один «франклиновский» прибор, – сказал Джон, развязывая ленту.

– Пожалуйста, не называй приборы «франклиновскими» и никому не говори, что это я их делаю, – забеспокоился Бен.

– Хорошо, хорошо, – раздраженно ответил Джон. – А ты что, разве не хочешь извлечь какую-нибудь пользу или хотя бы получить благодарность за свой труд?

– Да какая ж мне польза оттого, что кто-то еще сделает подобный настраивающийся самописец? Тогда нам с братом прямая дорога в богадельню.

Джон насупился:

– Я думаю, причина не в этом. Неспроста ты подписываешься вымышленным именем, держишь свое изобретение в тайне…

Бен тяжелым взглядом уставился на Джона. Неожиданно его осенило: Трэвор Брейсуэл успел пообщаться по поводу harmonicum не только с ним.

– Джон… – начал он.

– Ну что?

– После того эксперимента на пруду, ну помнишь, с harmonicum, ничего такого с тобой не происходило… особенного?

Джон чуть заметно кивнул, по лицу его пробежала тень. Он тяжело вздохнул.

– Я не хотел говорить… Я хотел спросить… – Ему никак не удавалось сохранить спокойный и уравновешенный тон. Он судорожно сглотнул и испуганно выпалил: – И с тобой это было?

– Ты видел Трэвора Брейсуэла? – чуть слышно спросил Бен.

Джон удивленно вытаращил глаза.

– Звучное имя, – пробормотал он, – хотя, насколько я помню, у человека из моего сна имени не было.

– А при чем здесь сон?

– Когда мы вернулись с пруда, той же ночью мне приснился сон. Такого кошмара я за всю свою жизнь не видел. Мне снилось, что я снова на пруду, и какой-то человек начал кричать на меня и требовать, чтобы я прекратил эксперимент, а потом он схватил тебя за горло – ты тоже там был, Бен, – и начал душить. Я бросился к тебе на помощь, а потом… – он снова нервно сглотнул, и Бен понял, что ночной кошмар до сих пор не дает ему покоя.