Клад последних Романовых - Юлия Алейникова

— Я тоже слышала, что он уехал. Кажется, они бежали через Финляндию. Но зачем он вам?

Евгений Степанович взглянул в глаза этим милым, хрупким, но стойким женщинам, пережившим две революции, потерявшим любимых, родных людей, выдержавшим голод, холод, экспроприации, попавшим из дворцов и поместий в тесные комнатушки, снизошедшим до работы прислугой, но все равно не сломленным, не забывшим, кто они есть. Эти женщины вызывали восхищение и доверие.

И он все им рассказал.

— Вы правы, Евгений Степанович. Вы не должны в одиночку нести такой груз, — проговорила Екатерина Львовна. — К сожалению, наших мужей уже нет с нами, но мы пока живы, и мы готовы вам помочь.

— Но риск, ответственность! — покачал головой полковник.

— Не волнуйтесь, — успокоила его Екатерина Львовна. — Мы не собираемся хранить карту дома и, разумеется, не будем болтать. Мы разделим ее на части и спрячем в разные тайники. А тайники эти зашифруем. И все, — улыбнулась она. — Так поступила моя прабабка со своим состоянием. Деньги она промотала, а роскошные драгоценности, которые веками принадлежали нашей семье, ей спустить не дали. Тогда она рассердилась на родственников и спрятала их, хитроумно зашифровав местонахождение тайника. Полвека искали. Правда, прабабка была сумасшедшая, это потом доктора официально подтвердили.

— Но как и куда вы собираетесь спрятать карту? В наше неспокойное время ни на что нельзя положиться, — горестно вздохнул полковник, понимая безнадежность своей затеи. Пропадут сокровища вместе с ним либо достанутся большевикам. Лучше уж первое.

На большевистское правительство он уже вдоволь налюбовался. На взрывы храмов, на поругание святынь, на голод и сиротство, на разруху, лишения. На сытых хамов у власти, на подлецов с наганами за поясом.

— Сохранять надо в таких местах, на которые даже у большевиков рука не поднимется, — хитро улыбнулась Екатерина Львовна.

— Например? — заинтересовался Евгений Степанович.

— Например… Петропавловский собор!

— Ну, допустим. А еще?

— Медный всадник! — включилась в игру Зинаида Павловна.

— Или Исаакиевский собор, — предложила Екатерина Львовна.

— Предположим. А дальше?

— Дальше места нахождения шифруются с помощью книг, и знаете, желательно на иностранных языках, чтобы эти хамы прочесть не смогли, а уже перечень книг, страниц и строк хранится как записка, между страниц. В случае вопросов всегда можно сказать, что это перечень любимых произведений и ничего более. И вообще, написано не вами, а вашей бабушкой, к примеру. Любила старушка любовную лирику.

— Екатерина Львовна, вы гений! — оживилась Зинаида Павловна. — Но как это осуществить?

— Книг у вас имеется множество, ими и воспользуемся. Сложнее всего устроить тайники. Но думаю, что и с этой задачей мы справимся. Например, бывший камердинер моего покойного мужа работает сейчас смотрителем в Петропавловском соборе. Очень порядочный человек. Мы у него даже жили полгода в девятнадцатом, когда нас с квартиры попросили. Завтра же пойдем к нему с Евгением Степановичем, скажу, что троюродный племянник из провинции приехал, хочу ему город с колокольни показать. Он пустит. Сам с нами не полезет, артрит у него, еле ходит, а нас пустит. Надо только подумать, во что положить карту, чтобы ни вода, ни огонь ее в случае чего не повредили.

Следующие три дня руководимый Екатериной Львовной Евгений Степанович обустраивал тайники, а затем они втроем, собравшись на кухне члена Петросовета, зашифровали указания.

— Ну вот. Даже если нам не случится дожить до возрождения России, — подняв к потолку светлые голубые глаза, перекрестилась Екатерина Львовна, — так Зиночкины дети вырастут и примут у нас эстафету, сохранят ценности.

Все вышло совсем не так, как надеялся Евгений Степанович, но все же ему удалось найти надежных людей и передать тайну сокровищ Императорской семьи, и теперь в случае его смерти они не пропадут, не сгинут, а рано или поздно будут возвращены законным владельцам, а ведь именно в этом заключалась его миссия.

И Евгений Степанович успокоенный вернулся в Рыбинск. А спустя полгода по инициативе уральских товарищей, вспомнивших о царских драгоценностях, он был арестован как подозреваемый в деле о сокрытии сокровищ. Из Тобольска в Рыбинское ГПУ пришел запрос, к которому по иронии судьбы были приложены выписки из книги учителя царской семьи Пьера Жильяра, где он писал, что Кобылинский был «лучшим другом» Императора в Тобольске. ГПУ предположило, что он может знать место сокрытия царских драгоценностей. Рыбинское ГПУ, полное горячего желания помочь коллегам, инспирировало «монархический заговор» и «обнаружило» связь Кобылинского с югославскими белогвардейцами. Следствие длилось с одиннадцатого июня по одиннадцатое сентября одна тысяча девятьсот двадцать седьмого года.

Полковник Кобылинский стойко вынес допросы и пытки. Душа его была спокойна, тайна сокровищ надежно хранилась в Ленинграде. Спустя три месяца полковник лейб-гвардии Петроградского полка Евгений Степанович Кобылинский вместе с восемью «белогвардейцами» был приговорен к расстрелу. Но ирония судьбы заключалась в том, что в спешке следователи Рыбинского ГПУ даже не удосужились расследовать главный вопрос, интересовавший их уральских и сибирских коллег, — вопрос о царских ценностях. На допросах он так и не всплыл.

9 Июня 2018 г. Санкт-Петербург

— Вы не беспокойтесь, Максим Сергеевич, мне не сложно. Работу новую я пока не нашла, — приговаривала, накрывая на стол, Ирина Григорьевна, — дочка моя с внуком на море уехала, с мужем мы в разводе давно. Так что не стесняйтесь, если надо чем-то помочь, я всегда с радостью. Только скажите. Вот эти пирожки с треской очень вкусные, папа ваш очень любил. Тут баклажаны с цукини и сладким перчиком соте. Мясо. Кушайте.

Ирина Григорьевны хлопотала возле Максима, приговаривая своим мягким, негромким голосом, и ему от этих хлопот и заботы становилось теплее и спокойнее. Прежнюю Анькину домработницу Максим уже уволил. Если честно, визиты Ирины Григорьевны очень его поддерживали, не давали завыть от тоски и одиночества. А еще хуже запить.

Уйти в запой Максим боялся потому, что до сих пор помнил своего деда по отцу, Петра Трофимовича, запойного пьяницу. Видел он его редко, но то, что видел, запечатлелось в памяти навсегда. Да и родители в пору его юности часто приговаривали: дурные привычки приобретаются легко, а искоренить их крайне сложно, не всем справиться удается, а у тебя наследственность. Да еще и папины воспоминания о «счастливом» детстве под одной крышей с алкоголиком и их с бабушкой Тамарой мученьях. Видимо, беседы родителей даром не прошли. С алкоголем Максим был крайне осторожен, с наркотиками тем более.

— Максим Сергеевич, ужин стынет, — ласково напомнила Ирина Григорьевна. — Ну как там, в ресторане, все уладили, меню согласовали? — присаживаясь возле него за стол, поинтересовалась домработница.