Марат. Любить вопреки - Екатерина Аверина

С самого утра со двора доносятся крики. Я не спала, поэтому услышала их без труда. Мне казалось, если не засыпать, рассвет настанет еще не скоро, но вот он уже осветил прозрачное зимнее небо, а вместе с поднимающимся над городом солнцем ко мне вдруг пришло осознание — я повзрослела. Еще пару дней назад была восемнадцатилетней девчонкой, а сегодня все изменилось.

Раздраженно выдохнув, наступаю босыми ступнями на теплый пол, укутываюсь в одеяло, и волоча его край за собой иду к окну, чтобы посмотреть, что же там происходит.

Отец на повышенных тонах говорит с моим личным водителем и двумя охранниками, дежурившими вчера у ворот. Я просто смотрю, как они ругаются. Мне пусто и холодно. Хочется прижаться к боку Марата и слушать, как он дышит. Вдыхать горьковатый запах сигарет с его пальцев. Просто чувствовать его, но этого не случится. Нам не позволят.

У меня теперь есть его частичка.

Опускаю взгляд, кладу ладошку на живот, медленно поглаживаю и роняю слезы на собственные руки.

— Я ни секунды не жалею, что ты у меня есть, — шепчу малышу. — Знаешь, твой папа, он замечательный. В моем мире нет таких мужчин. Они либо бесчувственные снобы, либо жестокие ублюдки как твой дед. Я бы не хотела, чтобы ты рос в таком мире среди таких людей. Я хочу, чтобы ты крутил гайки, сидя у мотоцикла. Чтобы не боялся испачкать одежду маслом или бензином. Чтобы влюблялся и это было твое чувство и твое решение. Я обещаю, что поддержу его. Поддержу тебя. Твоего папу у меня забрали. Мне без него очень одиноко. Ты помогаешь, малыш, — рисую пальчиками по животу и продолжаю хрипло говорить, даже не пытаясь стереть с лица бесконечные слезы. — Я надеюсь, что мы его еще увидим. Ты родишься, твой отец возьмёт тебя на руки и будет счастливо улыбаться. И твой дед растает, увидев тебя. И бабушка перестанет быть снежной королевой. Ты только не бросай меня, а я постараюсь тебя сберечь. Я уже очень люблю тебя, мой маленький. Сильнее всего на свете. Ты — теперь единственное, ради чего мне имеет смысл жить.

— Собирайся, — раздаётся у меня за спиной.

— Я не дам тебе убить моего ребенка, — разворачиваюсь и смотрю в глаза отцу. — Ты уже вырвал мне сердце, забрав у меня Марата. Если намерен лишить меня еще и ребёнка, лучше сразу убей. Тебе ведь не привыкать.

Отец вздрагивает от моих слов. Я впервые говорю с ним так. Не радуюсь очередным граммам внимания раз в несколько месяцев, не стараюсь выпросить немного отцовской любви и тепла. У меня все дрожит внутри, но я не покажу ему этого.

Он быстро скидывает с себя удивление и продолжает командовать:

— У тебя пятнадцать минут на сборы, Аврора. Говорить будем после посещения клиники. И не задерживайся. Я ночью вылетаю в Сургут. Мы должны все успеть.

Отец уходит, оставив дверь открытой. Захлопываю ее сама. Получается немного громче, чем того требуют приличия. Сажусь на свою кровать, плотнее кутаясь в одеяло. Никакой больницы! Мой ребенок будет жить!

Дверь снова распахивается. Входит недовольная, но гордая мать.

— Посмотри, во что ты превратилась!

— Во что? — спрашиваю равнодушно.

— В такое же отребье, как твой нищий, вонючий мужлан!

— А мне нравится быть просто живой, — пожимаю плечами. — Если ты пришла уговаривать меня поехать в больницу, не утруждайся. Я никуда не поеду и не дам вам навредить своему сыну.

— Сыну? — фыркает мать, едва ли не позеленев от презрения.

— Мне кажется, будет мальчик. Он обязательно будет похож на своего отца. Всем вам на зло. И у него уже есть имя, — болтаю ногами, разглядывая собственные пальцы.

Не хочу смотреть на мать. Ни на кого не хочу. Пусть просто все уйдут, исчезнут и дадут мне спокойно поплакать.

— Прекрати! — мать раздраженно повышает голос. — Ты знаешь, кто принимает решение! Сейчас же собирайся!

— Нет. И мне восемнадцать. Я имею право решать сама.

К нам поднимается отец. Он успел переодеться и взять кожаную барсетку из кабинета. Недовольно смотрит на мое одеяло.

— Аврора, — выдыхает он, — тебя просто осмотрят Лучший врач в городе, а не то недоразумение, на которое едва наскреб денег этот урод.

— Его зовут Марат и он очень даже симпатичный. Я люблю его, папа.

— Это я вылечу. Ты поедешь в одеяле? — засовывает руку в карман, но я уже видела, как зло он сжал в кулак пальцы.

— Я никуда с тобой не поеду, потому что больше не доверяю, — подбираю с пола ноги и укутываю их. Теперь из одеяла торчит только моя голова с растрёпанными волосами.

— Рори, — он втягивает воздух ноздрями и делает шаг ко мне. — Просто осмотр.

— Я поеду с Маратом, — чувствую, что начинаю дрожать сильнее, но продолжаю упрямится.

Я должна показать, что у меня тоже есть характер. Хватит лепить меня под себя. Я не хочу быть похожей на своих родителей!

— Никакого Марата больше нет в твоей жизни! — злится отец, пока мать обмахиваться собственной ладонью изображая предобморочное состояние.

— С вами я никуда не поеду! — кусаю губы, чувствуя, что сейчас разрыдаюсь в голос. — Я доверяю только Марату и врачам, которых выберет он. Либо так. Либо просто отпусти меня к нему, и ты не будешь знать, что со мной происходит. Не придется позориться залетевшей дочерью перед семьями, что поддерживают твою политическую кампанию.

Скрипнув зубами, резким шагом отец покидает мою комнату. Мать уходит за ним и до меня доносятся обрывки их разговора. Она на его стороне, пытается успокоить. Отец рычит на нее в ответ. Снова раздаются шаги. Тишина. Опять шаги. Он входит в мою комнату, вручает мне мой телефон.

— Звони. Он должен быть здесь через час. Я перенесу прием. Опоздает, я потащу тебя к доктору в одеяле!

У меня все же прорываются рыдания. Зажимаю рот ладошкой, крепче стискивая корпус телефона как нечто невероятно ценное. Отец никуда не уходит. Внимательно смотрит на меня. Я только чувствую. За новым потоком слез ничего не вижу.

Кое как взяв себя в руки, разблокирую мобильник. Все расплывается перед глазами. Кажется, я целую вечность не слышала голос Марата. Сердце болезненно сжимается в груди, пока я слушаю гудки.

— Скажи, что это не сон, — хриплый голос запускает в моей крови десяток химических реакций, пульс ускоряется, слезы льются из глаз нескончаемым потоком. Я всхлипываю в трубку. — Мечта моя, не молчи. Скажи, что у меня не глюк.

— Не глюк, — нервно смеюсь я. — Мар, ты можешь приехать? Отец хочет отвезти меня в больницу. Я только с тобой поеду. Он разрешил.

— Я минут двадцать уже как в районе твоего дома, — хрипло смеется и кашляет он. — Даже если бы он не разрешил, я бы поехал за тобой. Помнишь, я обещал быть рядом и бороться с тобой за нашего ребенка? Так и будет.

— Он здесь, — говорю отцу.

— Упрямый ублюдок, — хмыкает он. — Пусть ждет у ворот. Подберем, когда будем выезжать. На территории этого дома его не будет!