Девочка с медвежьим сердцем - Фрэнсис Хардинг

Мейкпис нырнула обратно в свое укрытие, пытаясь дышать как можно тише. Чуть погодя зловещие звуки стихли. Последовало долгое молчание.

– Доналд Фелмотт из Уэллсбанка, ты здесь? – вопросила леди Эйприл.

– Да, – раздался скрипучий голос.

– Болдуин Фелмотт из ордена рыцарей-госпитальеров, ты здесь?

Леди Эйприл выкликала имя за именем и каждый раз получала хриплое «да».

– Томас Фелмотт, – спросила она наконец, назвав предварительно семь других имен, – ты здесь?

Молчание.

– Он был преданным слугой семьи, – заметил сэр Мармадьюк, – но, похоже, его разум оказался недостаточно силен, чтобы вынести бремя наследия. Овадия был таким же.

– Что с ним случилось? – спросил Саймонд с неестественной сдержанностью. – Куда он ушел?

– Ты должен понять, что пространство внутри человека ограниченно. Даже у человека, обладающего твоим даром, – пояснила леди Эйприл. – Иногда бывают жертвы, разум которых раздавлен и выгорает. Но сейчас у тебя другой долг. Тело твоего деда опустело, но все еще дышит. Нельзя оставлять его в столь недостойном состоянии. Именно тебе следует освободить его от этого, Саймонд.

Мейкпис крепко зажала руками уши, зажмурилась и пальцем не шевельнула, пока не убедилась, что все Фелмотты покинули часовню.

Когда Мейкпис, пошатываясь, вернулась на празднество, ликующие вопли собравшихся обрушились на нее как волна. Шум стоял такой, что, казалось, воздух загустел и стало трудно дышать.

Она нашла Джеймса в главном зале. Он сидел на господском стуле у огня, с кружкой эля в руке. Окружавшая толпа смеялась над его шутками. Рядом стояло большое блюдо сладостей и шропширских пирогов. Какой-то мускулистый парень дурачился, изображая его шута. Мейкпис наконец поняла, почему Джеймс так и не появился в часовне. Он нашел боб в кусочке пирога Двенадцатой ночи и стал князем беспорядка. При виде сестры он сразу помрачнел, быстро поднялся и увел ее в укромный уголок.

– Но ведь полуночи еще нет… – начал он и, заметив ее побелевшее лицо, спросил: – Что случилось, сестренка?

– Старшие битком набиты призраками, Джеймс! Поэтому нам невмоготу на них смотреть! Поэтому они меняются, унаследовав поместья! Призраки предков вливаются в них. Завладевают ими.

– Но в таком случае зачем нужны мы? – уставился на нее Джеймс. – Не желают же они, чтобы мы все унаследовали?

– Неужели не понимаешь? Нас держат про запас, Джеймс! Если Старший умирает, нужен кто-то, чтобы срочно поместить в него призраков. Мы сосуды… вот что мы для них! Джеймс, нужно бежать! Пожалуйста! Как скоро ты сможешь уйти отсюда?

Джеймс с ужасом слушал сестру, но она сразу заметила отсвет борьбы на его честном лице. Он оглянулся на недавно обретенный трон. Мейкпис вполне могла предположить, как много это для него значит – стать господином, хоть и на одну ночь. Когда он еще получит такой шанс?

– Сегодня уже слишком поздно, – пробормотал он неловко. – Так или иначе, ты не в состоянии пробежать столько миль! Поговорим об этом утром.

Мейкпис с чувством глубочайшей безнадежности наблюдала, как единокровный брат возвращается к ожидавшему его трону и небольшой компании придворных князя беспорядка.

Томас, новый лорд Фелмотт, вернулся в зал чуть позже вместе с Саймондом. Если Саймонд вначале и был расстроен, то сейчас, кажется, полностью оправился. Он сел рядом с отцом, обозревая сцену с кошачьей безмятежностью.

Томас больше не смеялся, его походка изменилась. Теперь он двигался совсем иначе, с неестественной скованностью. В его лице не осталось тепла, а глаза смотрели на мир взглядом василиска. Тем самым, который раньше был у Овадии.

Зимний Гризхейз представал в истинном обличье: бесцветный, вечный, недосягаемый, неизменный. От него коченел рассудок и замерзала душа. Он заставлял казаться ребяческими все мечты о побеге.

И хотя теперь здесь жил новый лорд Фелмотт, Мейкпис знала, что он так же стар, как серые башни. Отныне Томас Фелмотт сидел согнувшись, словно дряхлый старик. У него вдруг появился аппетит к тонким блюдам и лучшему бренди. Наблюдая, как он пожирает ножку жареной курицы, сдирая зубами мясо с кости, Мейкпис представляла сидевших в нем жадных призраков. Слишком долго они были заключены в больном, изможденном теле, одолеваемом лихорадками и недугами. Теперь они вновь обрели зубы и желудок, достаточно сильные, чтобы позволить себе небольшую роскошь.

– Томасу следовало лучше заботиться об этом теле, – однажды подслушала Мейкпис их бормотание. – У нас ноет спина от его постоянных поездок верхом. А наши глаза плохо видят из-за его непрерывного чтения. Нам следовало занять его тело раньше, знай мы, как он его износит! Его воспоминания – беспорядочная мешанина, как неразобранная библиотека…

Призраки лорда Фелмотта рассуждали не как гости. Похоже, чувствовали, что тело Томаса – собственность, всегда принадлежавшая им, а теперь они потребовали ее обратно от нерадивого арендатора.

Все изменилось. Ничего не изменилось. И все же по мере того, как дни становились светлее, до них донеслись слухи о неминуемых переменах. В Гризхейз пришла весна и принесла с собой войну.

Как-то майским утром, еще до рассвета, Мейкпис, собирая улиток в огороде, услышала тихие голоса за стеной.

Она часто собирала улиток и земляных червей – их слизью мистрис Гоутли лечилась от подагры. Однако у Мейкпис имелись причины всегда делать это в такой ранний час, пока весь дом еще спал. Это означало, что никто не увидит, как она ползает по огороду на четвереньках, позволяя медведю вволю нагуляться по холодной росистой траве. Главное – оставаться в этой части огорода, где ограда скрывала ее от окон Гризхейза.

Ведь это просто – ходить на четвереньках, зато медведь чувствует себя не так стесненно. Это его прохладная зеленая территория, царство влажных запахов и тайн. Каждый раз Мейкпис чувствовала, что зрение становится настолько острее, что она может видеть в сумерках почти так же ясно, как при дневном свете. Сегодня она зарылась в землю пальцами, потерлась о дерево и понюхала пушистые головки одуванчика, разбрасывая носом семена. И чуть замешкалась, не успев помешать медведю слизнуть жирного жука с ее запястья и мигом проглотить.

Но тут она замерла, хотя до сих пор ощущала во рту вкус жука: до нее донеслись скрип башмаков и тихие настойчивые голоса.

– Итак?

Она безошибочно различила скрипучее карканье лорда Фелмотта.

Ответил мужской голос. Похоже, это сэр Энтони. Старший, который прибыл вчера поздно ночью. Он был двоюродным братом нового лорда Фелмотта, и Мейкпис подозревала, что его призраки были буйным сборищем солдат, если не считать парочки более холодных голов, подброшенных в эту мешанину.

– Все как мы думали. Мятежные войска наступают на гарнизон в Гелтфорде.

Растерянная Мейкпис навострила уши. Гелтфорд был всего в сорока милях от Гризхейза.