Братство - Ингар Йонсруд

Андреас не помнил дат. Не помнил, сколько они сидели. Он часто не помнил и голосов, а иногда случалось, что он забывал, плакали они, смеялись или только говорили. В его памяти сохранялись только образы, а для остального был диктофон. Иногда молчание бывает красноречивее слов: нервный взгляд на адвоката, щелканье шариковой ручкой и постукивание тыльной стороной ладони о ножку стула, характерное дыхание.

Андреас Фигуэрас знал, что за пределами комнаты для допросов его не любят. Резкие комментарии, конфликты, в которых он никогда не уступал, оказываясь не в состоянии справиться с гневом. Он не мог остановиться. Это порождало в нем постоянное беспокойство, и только с теми, кто принимал это его свойство, — такими, как Фредрик, — он мог поладить.

Но тут, на допросе, Андреас был одним из лучших. Ведь здесь не работали все эти сложные правила. В этой комнаты пульс замедлялся, все звуки смолкали. Здесь был только он, стол, дверь и зеркало. И человек, рассказывающий свою историю. И — да, — еще эти чертовы адвокаты.

— Я посоветовал господину Камбрани отвечать на все ваши вопросы. Он очень извиняется за то, что его действия выглядели как агрессивная самооборона от ваших коллег. Он также пояснил, что после того как двое полицейских в штатском представились, он прекратил самооборону, и после этого его обезвредили. Весьма грубо, позволю себе добавить.

Андреас не перебивал адвоката. Следователь не был с ним знаком и тут же забыл его имя. Адвокат сидел в углу, а не за столом, как все остальные на допросе, чтобы иметь зрительный контакт со своим клиентом. Андреас рассматривал Камбрани. Темная кожа лица казалась мягкой, почти бархатистой на фоне густой ухоженной бороды. Тугой воротник сдавливал шею, так что подбородок выглядел одутловатым.

— Я хочу попросить прощения у сотрудника полиции, — тихо вымолвил Камбрани. — Я испугался. Я думал, что пришли за мной. Нам так много угрожали. А после исчезновения эмира…

Не договорив, он опустил взгляд на свои пальцы, теребившие нитку, выбившуюся из застегнутого на пуговицы от груди до шеи серо-зеленого шальвар-камиза[28]. Андреас перевел взгляд вверх на большое зеркало переговорной комнаты, с обратной стороны служившее окном, за которым сидели Сюнне, Себастиан Косс и Фредрик.

— Где Мухаммед Халед Умар, эмир?

Камбрани угрюмо посмотрел на Андреаса, помотал головой и все-таки наконец прервал молчание.

— Я не видел его несколько недель. Понятия не имею, где он.

— Когда вы встречались в последний раз?

Вздохнув, Камбрани произнес:

— Ну… Точно не помню. Я бы сказал, три-четыре недели назад. Мы устраивали вечер, на котором выступал Умар. Не уверен, что видел его после этого.

Андреас молчал. Он заметил, как на лбу сидящего напротив него человека ровно, ритмично пульсирует выпуклая вена.

— Когда же вы обнаружили исчезновение эмира?

Арестант сложил ладони перед собой.

— Во время пятничной молитвы. Три недели назад. Мы должны были встретиться все вместе, но он не пришел.

— Почему не пришел?

Камбрани развел руками.

— Я не знаю.

— О чем вы говорили? В тот день, который, очевидно, был днем вашей последней встречи?

— Не помню. Об обычных вещах. Ни о чем особенном.

— Ничего о том, что он собирается уехать? У него не было планов отправиться куда-нибудь за город?

В ответ Камбрани лишь снова покачал головой.

— Вы говорили о Сульру?

— Нет.

— Вы говорили о «Свете Господнем»?

Камбрани не ответил. Андреас повысил голос.

— Вы говорили о ваших давних врагах из христианской общины «Свет Господень» — общины, где было совершено массовое убийство четыре дня назад? Вы говорили о них?

— Нет!

Здоровенный Камбрани ударил ладонью по столу с такой силой, что расплескался кофе, а затем вцепился в подлокотники, будто пытаясь удержать себя на месте.

— Нет, я же сказал: нет. Я не имею никакого отношения к этому гнусному делу. Я ничего об этом не знаю. Не понимаю ваших вопросов!

Камбрани беспомощно уставился на адвоката.

— Мой клиент никоим образом не причастен ни к обсуждению, ни к планированию, ни к осуществлению убийств в Сульру. Все религиозные разногласия остались в далеком прошлом. Так что если вы не можете предъявить ничего более определенного, что указывало бы на связь моего клиента с преступлениями в Сульру…

Адвокат не удосужился закончить предложение. Вместо этого он закивал, медленно поднимая и опуская тяжелый подбородок.

Андреас промолчал. Наклонившись, он достал пару бумажных салфеток из коробки, стоявшей посередине стола, положил их на пятна кофе, дав жидкости впитаться, а затем засунул их в свой бумажный стакан. Вытащив еще несколько салфеток, он вытер ими стол и также положил их в свой стаканчик, который затем скомкал и выбросил в мусорное ведро.

— Так почему вы прячетесь в промышленном ангаре в Эншё?

Краем глаза Андреас заметил, как адвокат кивнул. Камбрани ответил после небольшой паузы:

— У организации «Джамаат-и-Ислами» много врагов. Мы осуществляем религиозную деятельность на законных основаниях, и тем не менее многие нас ненавидят. Наши помещения взломали вандалы. Арендодатели могут выгнать нас из-за нашей веры, поэтому эмир попросил меня найти безопасное место, если ситуация обострится.

— Обострится?

Камбрани пожал плечами.

— Посмотрите вокруг. Религиозные и культурные конфликты могут возникать повсюду, и здесь тоже. Поэтому мы нашли ангар в Эншё. Я признаю, что не все формальности — с договором аренды и прочими вещами — были улажены, но мы над этим работали.

Андреас закатил глаза, тихо присвистнув.

— Но вы не ответили на мой вопрос. Почему вы скрывались?

Исламист снова затеребил выбившуюся нитку. А если он потянет за нитку сильнее, вдруг расползется вся его туника? Где же та ниточка, за которую нужно потянуть Камбрани?

— Не думаю, что эмир покинул нас добровольно.

— Вот как?

Мухаммад Камбрани вытянул ноги, так что из-под просторных хлопковых брюк показались синие теннисные носки и сланцы «Адидас» — любимая обувь вышедших из тюрьмы.

— Эмир не оставил бы нас вот так, не сказав ни слова.

Грубые руки Камбрани наконец успокоились.

— Я опасаюсь, что его похитили и убили ненавистники ислама. Я испугался и стал скрываться. Именно поэтому я… так отреагировал, когда меня нашли полицейские.