Урания - Камиль Фламмарион

Я сделал несколько шагов с моими собеседниками на вершине горы, и когда передо иной открылся противоположный склон ее, я увидел множество огней различных оттенков, порхающих в воздухе. То были жители Марса, которые ночью могут светиться, когда того пожелают. На воздушных колесницах, как будто составленных из фосфорических цветов, плыли оркестры и хоры. Одна из таких колесниц проехала мимо нас, и мы сели в нее среди благоухающего облака. Странные ощущения, которые я испытывал, были совершенно чужды темь, которые я знал на Земле. Эта первая ночь на Марсе пролетела как мимолетное сновидение, так как на заре я все еще находился на воздушной колеснице, разговаривая с своими собеседниками, их друзьями и их идеальными подругами. Какая панорама при восходе Солнца! Цветы, плоды, ароматы, волшебные дворцы оживали на островах, покрытых оранжевою растительностью, воды расстилались как прозрачный зеркала, и веселые воздушные пары спускались роями на эти волшебные берега. Там все физические работы исполняются машинами и управляются несколькими усовершенствованными породами животных, развит которых приблизительно принадлежит к тому же порядку, как развитие земных людей. Сами же жители Марса живут только духом и для духа. Их нервная система достигла такой степени совершенства, что каждое из этих существ, в то же время и очень изящное, и очень сильное, кажется электрическим снарядом, и что их ощущения самые чувственные, воспринимаемые более их душой, нежели телом, превосходят во сто раз все те впечатления, катя могут нам доставить наши земные пять чувств, вместе взятия.

Под нашей воздушной гондолой открылся вдруг какой-то летний дворец, озаренный лучами восходящего солнца. Моя соседка, крылья которой трепетали от нетерпенья, ступила своей нежной ножкой на цветок между двумя струями ароматических фонтанов.

– Неужели ты вернешься на Землю? – сказала она, протягивая мне руки.

– Никогда, – воскликнул я и бросился к ней.

Но в эту минуту я очутился один на опушке леса, на склоне холма, у подножия которого змеилась Сена.

– Никогда, – повторил я, стараясь уловить все детали сна. – Где же я это был? Как там хорошо.

Солнце только что село, и планета Марс, очень яркая в то время, загоралась на небе.

– Ах! – воскликнул я, вдруг вспомнив, я был там. Убаюканные тяготением, соседние планеты смотрят друг друга сквозь прозрачное пространство. Не заключается ли в этом небесном братстве первообраз вечного странствия? Земля не одна в мире. Панорама бесконечности начинает раскрываться перед нами. Живем ли мы здесь или рядом, все равно мы граждане не одной какой-нибудь страны, или какого-нибудь отдельного мира, а в сущности граждане небес.

Был ли это сон? Или дух мой действительно переносился на планету Марс? Или, наконец, я был жертвой иллюзии, фантастической с начала до конца?

Ощущение действительности было до того живо и сильно, виденные мною предметы так согласовались с научными сведениями, которые мы уже имели о физической природе Марса, что я не мог допустить сомнений в этом отношении. Как бы то ни было, я был ошеломлен этим путешествием и задавал себе пропасть вопросов, противоречивши! друг другу.

Немного интересовало меня отсутствие Сперо во всем этом видении. Его дорогая намять была все также близка моему сердцу, и мне казалось, что я бы должен был угадать его присутствие, полететь прямо к нему, увидеть, услыхать его и говорить с ним. Но, может быть, замагнетизированный субъект в Нанси был игрушкой воображения – моего, своего собственного, или магнетизера, производившего опыт. С другой стороны, если допустить даже, что оба моих друга живут сызнова на этой соседней планете, я возражал самому себе, что не легко встретиться с знакомыми, проезжая по одному и тому же городу, а тем более в целом обширном мире. Однако, в этом случае, конечно, нельзя было основываться на расчетах теории вероятной, так как чувство взаимного влечения, подобное тому, что соединяло нас, должно было повлиять на случайность встреч, бросить на весы такой элемент, который мог бы перетянуть все остальное.

Рассуждая так сам с собою, я вернулся в свою обсерваторию в Жювизи[52], где я приготовил несколько электрических батарей для опытов оптических сообщений с башней Мондери. Удостоверившись, что все в порядке, я поручил своему помощнику подать условленные сигналы от десяти до одиннадцати часов, а сам отправился на старую башню, где и устроился час спустя. Наступила ночь. С вышки старинной башни горизонт представляется совершенно открытым по всей своей окружности, радиус которой имеет 20–25 километров от этой центральной точки. Третий наблюдательный пост, в Париже, также находился в сношениях с нами. Целью опыта было узнать – все ли разноцветные лучи светового спектра путешествуют с одинаковой скоростью, равняющейся тремстам тысячам километров в секунду. Полученные результаты дали утвердительный ответ.

Опыты были окончены к одиннадцати часам. Ночь была чудная, звездная; начала всходить Лупа. Убрав свои инструменты внутрь башни, я опять поднялся на верхнюю площадку полюбоваться пейзажем, освещенным первыми лучами восходившей Луны. Воздух был тихий, теплый, почти жаркий.

Дойдя до последней ступеньки лестницы, я вдруг остановился, окаменев от ужаса, и испустил крик, который замер в моем горле. Сперо, да, сам Сперо был передо мною и сидел на парапете. Я поднял руки к нему и готов был лишиться чувств; но он проговорил своим кротким голосом, так хорошо знакомым мне:

– Разве я испугал тебя?

Я не имел силы ни отвечать ему, ни двинуться вперед. Впрочем, я осмелился взглянуть в лицо моему другу; он улыбался. Это милое лицо, освещенное Луною, было точь-в-точь таким, каким я его помнил, до отъезда Сперо из Парижа в Христианию – лицо молодое, приятное, задумчивое, с очень блестящим взором. Я переступил последнюю ступень и первым моим побуждением было броситься к другу и обнять его. Но я не решался и, остановившись, смотрел на него. Наконец я пришел в себя и воскликнул:

– Сперо! Это ты?

– Я все время присутствовал при твоих опытах. Это я подал тебе мысль сравнить фиолетовый цвет с красным, в отношении скорости световых волн. Только я был невидим, как ультра-фиолетовые лучи.

– Полно! Да неужели это возможно? Дай мне рассмотреть тебя хорошенько, ощупать руками…

Я провел рукою по его лицу, волосам, по всему телу – впечатление получилось такое, как будто это было действительно живое существо. Рассудок мой отказывался верить свидетельству моих глаз, ушей и рук, а между тем я не мог сомневаться, что это в самом деле он. Таких двойников не бывает. Да и, к тому же, мои сомнения разлетелись бы при первых словах его:

– Тело мое спит в настоящее время на Марсе.

– И так, ты все еще существуешь, продолжаешь жить? – воскликнул я. – И как ты узнал наконец решете великой проблемы, так сильно мучившей тебя?.. А Иклея?

– А вот сейчас поговорим, – отвечал он. – Многое мне надо сообщить тебе.