Произвол судьбы - Сергей Данилов

Я бежал по зыбкой, хлюпающей поверхности болота, и мне становилось все веселее. Наконец-то я был один и мог себе позволить хоть на ушах стоять, как выражался Роксанд. Я подпрыгнул на пружинистой поверхности болота. Брызги полетели во все стороны, когда я приземлился, но ноги так и не провалились в воду. Все-таки хорошо, что я легче моего коня.

В последний раз я так прыгал, когда к нам в замок приезжали бродячие артисты. Они натянули во дворе кусок материи и скакали на нем почти до королевского балкона, да при этом еще переворачивались в воздухе. Я тогда, естественно, не выдержал и попросил артистов разрешить и мне так поскакать. Разрешить-то они мне, конечно, разрешили, и поскакал я от души, выделывая в воздухе такое, что сами артисты смотрели, разинув рты. Но потом мне пришлось выслушать длиннейшую лекцию на тему, как должен вести себя наследный принц, сначала от учителя по этикету, потом от отца, а в довершение всего еще и от Роксанда.

Я разбежался, подпрыгнул еще раз и перевернулся в воздухе. Глупо, конечно, тем более что моя бедная голова, на которую ночью обрушились то ли «Хроники Фаргорда», то ли «Сказания и легенды эльфов», то ли еще какой-то столь же увесистый фолиант, тут же напомнила о себе острой болью. «Бестолковый мальчишка, — обругал я сам себя. — Представляю, что сказал бы Роксанд, если бы меня увидел». Когда я вытворяю что-нибудь подобное в своей комнате, он начинает волить, что мне надо было родиться не принцем, а нищим бродягой, у меня бы тогда был замечательный шанс поступить шутом к какому-нибудь не очень знатному лорду. Но, хвала богам, ни Роксанда, ни вообще никого из знакомых поблизости не было.

Воспоминание о Роксанде заставило меня оглядеться по сторонам. В глубине болота светились какие-то тусклые огоньки, наверное, светлячки или глаза ночных зверей, на небе горели звезды. В общем, на болоте не было ни одной живой души, если не считать лягушек, ночных птиц и мифического болотного чудовища. Его глаза, светлые, как луна, и почти такие же огромные, смотрели прямо на меня. Обычно я чувствую чужой взгляд, а тут я даже вздрогнул от неожиданности, а рука сама потянулась за мечом. Меча за спиной, естественно, не оказалось, ведь я оставил его у Болтуна. Пришлось сделать вид, что никакого меча я доставать не собирался, а у меня просто зачесалось где-то между лопатками.

— Что, блохи заели? — сочувственно сказало чудовище.

— Вот еще глупости! У людей блох не бывает, я тебе не грязный орк!

— А чего тогда чешешься, если блох не бывает?

— Тебя забыл спросить. Тоже мне, знаток королевского этикета выискался! У тебя что, здесь на болоте продолжение тронного зала? Может, здесь и бегать нельзя?

— Ты чего на меня накинулся? Чешись, если хочешь, мне-то что! Просто хотелось посочувствовать, а то ведь умрешь, и никто тебя не пожалеет. Надо людям перед смертью добро делать.

— Неужели я так похож на умирающего?

— Пока вроде нет. — Существо окинуло меня взглядом с головы до ног. — Пока ты еще очень даже живой, и кувыркаешься ты здорово! Даже жалко будет тебя есть. Может, еще перекувырнешься, если тебе не трудно? И когда разбегаться будешь, вон туда беги. — Чудовище показало зеленой перепончатой лапой с загнутыми когтями в глубь болота. — А то ты здоровый больно, тащить тебя в трясину тяжеловато будет.

— А ты кто такой? Сколько раз я через это болото ездил, ни разу тебя не встречал.

— Так ты днем ездил! Днем-то я сплю в трясине. Днем тут полно всякого народу шастает. Да все на лошадях, всю крышу мне продырявили копытами, стервецы. Никакого уважения к чужому жилищу! А ночью как-то поспокойнее, можно и поохотиться. Прямая дорога к Черному замку как раз через мое болото проходит. Каждую ночь если не человек, то хотя бы орк да попадается. Сегодня вот ты попался. А кто я такой? Интересный вопрос. Ну, во-первых, не кто такой, а кто такая, потому как женщина я. А зовут меня все по-разному. Кто-то говорит, что я просто чудовище, некоторые называют кикиморой, кое-кто кличет болотным троллем. — Чудовище задумалось, поковыряло кривым когтем в зубах и со вздохом добавило: — Было у меня когда-то и имя, только я его не помню, так что сказать тебе не могу. Ладно, сколько можно болтать? Не хочешь кувыркаться, не надо. Так даже лучше, а то как-то раз один менестрель мне спел песню, грустную такую, так я после того, как его съела, три дня плакала, так мне его жалко было. Так что пошли, милый, в трясину, я тебя есть буду.

— Что-то не хочется мне сегодня в трясину. У меня были на сегодня совсем другие планы. Ты уж извини, кикимора, как-нибудь в другой раз.

Я повернулся и пошел своей дорогой. На этот раз шагал я неторопливо. Еще не хватало, чтобы эта кикимора решила, что я испугался.

— Эй, ты куда? — закричала кикимора и в один прыжок догнала меня.

Когда она выскочила из болота, оказалось, что с виду она очень похожа на огромную лягушку, только покрыта зеленоватой, насколько можно было разглядеть в темноте, свалявшейся шерстью. Размером эта лягушка-переросток была примерно вдвое больше меня и прыгала соответственно. Мне пришлось присесть и отскочить в сторону, иначе эта махина впечатала бы меня в болотный мох по самую макушку.

«И зачем я, бестолочь, оставил оружие у Болтуна, сложил бы под деревом, не доходя до Русалочьего озера, и никаких проблем», — зло подумал я. Удирать от кикиморы я считал ниже своего достоинства, но совершенно не представлял, как с ней можно справиться без оружия. Если у орков или людей я знал, где расположены точки, ударив по которым, можно было легко отправить их на тот свет голыми руками, то где могут быть уязвимые места на лягушачьем теле кикиморы, мог только догадываться.

Кикимора еще раз попыталась меня схватить и снова промахнулась. Она была такая неуклюжая, что увернуться от нее не составляло особого труда. В другое время, наверное, меня бы позабавило такое приключение, но сейчас я спешил. К тому же каждое движение отдавалось в голове тупой болью, и веселиться мне почему-то не хотелось. Так я отступал в глубину болота, пока в один прекрасный момент мягкий пружинящий ковер мха не провалился под моей ногой, и я по колено оказался в темной, пахнущей гнилью воде.

«Сейчас ведь загонит в трясину, как волка в западню. Надо выбираться, пока не поздно». Но, похоже, было уже поздно. Оглядевшись по сторонам, я понял, что не знаю, куда идти. Вернее, общее направление я знал, но вовсе не был уверен, что, если пойду в ту сторону, куда мне надо, не окажусь в самом центре трясины, куда мне совсем не надо. Спросить дорогу было не у кого, разве что у кикиморы. Она сидела неподалеку и тяжело дышала, готовясь к очередному прыжку.

— Эй, лягушатина, — окликнул я кикимору, — выдохлась, что ли? Ладно, показывай, где твоя трясина, я, так и быть, сам туда залезу.

— Да ты уже туда залез! — захихикала кикимора. — Не знаешь, как выбраться, вот и пытаешься меня перехитрить. Все вы, люди, одинаковые. Ничего нового придумать не можете. Думаешь, ты первый придумал такую хитрость? Я не один десяток лет тут охочусь, и поумнее тебя люди попадались. Был даже один доктор. Тогда как раз зима только-только кончилась, а у меня после зимних морозов всегда спину ломит, не то что прыгать, ползать тяжко. Вот он и говорит: мол, я тебя вылечу, вот только трав наберу на краю болота. Я даже призадумалась, а вдруг правда вылечит, хорошо, сообразила: врет, шельмец, и не краснеет. «Если хочешь быть здоров, — говорю, — ешь побольше докторов», — и съела сердешного. И знаешь, помогло. Спина вот уже который год не болит. Так что меня не проведешь, и ты уже мой обед. Вот сейчас отдышусь и еще разок на тебя прыгну. Ты в трясину сам и провалишься.