Грузия - Ольга Комарова

ОЛЬГА. Я все-таки пойду к ней. (Уходит.)

ЖЕНЯ. Вот уж не ожидала от вашей дочери такой выходки.

НИКОЛАЙ. С ней что-то случилось с тех пор, как не стало брата.

ЖЕНЯ. Еще бы. Умер единственный человек на свете, который был полностью ее.

НИКОЛАЙ. А я, а Ольга?

ЖЕНЯ. Это другое. Не вы — ее, а она ваша. А вы радуйтесь, радуйтесь… Если б Димка был жив, дело кончилось бы кровосмесительной любовью.

НИКОЛАЙ. Прекратите.

ЖЕНЯ (наблюдает за ним). Если вы ищете свою трубку, то обычно вы забываете ее на письменном столе.

НИКОЛАЙ. Спасибо.

ЖЕНЯ. Вообще-то… Машин поступок легко можно объяснить.

НИКОЛАЙ. Как же?

ЖЕНЯ. Человек внутри себя — только Я. А у наркоманов и художников сознание делится на Я и МОЕ, причем МОЕ становится заменой окружающего мира. Так что ваша девочка решила устроить себе супер-уютный дом в собственной черепной коробке. На художника она никак не тянет, а чтоб оценить Красную гостиную, нужно быть хотя бы мной.

НИКОЛАЙ. Я пока ничего не понял.

ЖЕНЯ. Очень просто. Ну вот вы выстроили дом. Вернее, обставили комнату, Красную гостиную — наружных стен отсюда не видно, да вам и не очень надо.

НИКОЛАЙ. Но…

ЖЕНЯ. Не надо меня перебивать. Вы поселили в этой комнате жену, наплодили детей, одновременно насочиняли детских сказок, набили этими сказками дом, как шкатулку, и, таким образом, не только сами погрязли в собственном одиночестве, но еще и втянули в эту игру других, с рождения несамостоятельных людей.

НИКОЛАЙ. Не сходится. Ольга вполне могла бы выйти замуж за кого-нибудь другого.

ЖЕНЯ. Я прекрасно знаю ее историю. Никакого выбора у нее не было, потому что она нормальная женщина, причем не стала такой, полжизни промучившись, как это со мной, например, произошло, а была ею всегда, — и если уж она такова, то вы единственный человек, за которого можно было ей выйти замуж.

Другой кандидатуры не было ни у вас в Ленинграде, ни у нас в Москве, а дальние путешествия не в ее стиле. Вот. А книги вы писали исключительно для домашнего употребления.

НИКОЛАЙ. Я полагал, вам нравятся мои книги.

ЖЕНЯ. Нравятся? Да вы садитесь.

НИКОЛАЙ. Благодарю. (Садится.)

ЖЕНЯ. Да, вы гениальный сказочник для собственных детей.

НИКОЛАЙ. Гениальный для собственных детей?

ЖЕНЯ. Вы не поняли. Сказочник для собственных детей.

НИКОЛАЙ. Но вы ведь читали мои книги не здесь, в Красной гостиной и даже не у Димы в общежитии, а покупали их в обычных магазинах на обычные деньги…

ЖЕНЯ. Да? Их не так просто достать. Какая-то мамина подруга работала в книжной лавке, поэтому у нее они были.

НИКОЛАЙ. Ну вот. Вы же сами говорите, что они пользуются успехом не только у моих детей.

ЖЕНЯ. Еще бы! У бездомных сирот вроде меня или того наркомана нет Красной гостиной, а ее место в сознании ничем не занято, так что каждый из нас спасается, как может.

НИКОЛАЙ. Вы имеете в виду, что идея моих сказок та же, что у этого дома?

ЖЕНЯ. В них ничего и нет, кроме этого. Вот замкнутый круг: ваш дом не выражает ничего, кроме вашей стерильной индивидуальности, которая, в свою очередь, есть только идея этого дома, где вечно рассказывают сказки про самих себя. Ох, да если бы хоть какое-то значение имели здешние рождественские праздники и древние легенды, которых Ольга знает так много, что их хватило вашим крошкам значительно больше, чем на тысячу и одну ночь… Если бы эта внешняя трогательная буржуазность вперемешку с аристократизмом затрагивала бы хоть немного вашу проклятую душу… Так нет же. Хотите, скажу, что это такое?

НИКОЛАЙ. Вы говорите, говорите.

ЖЕНЯ. Ваша трубка погасла… Ага. Вам каким-то образом удалось сохранить мифологически-родовые отношения, без блеска, но и без трагедий — это ничем, никакой революцией не пробиваемая надежность, жесткая структура, где слово «мудрец» максимально приближается по значению к другому русскому слову того же корня…

НИКОЛАЙ. Какое это слово?

ЖЕНЯ. Не заставляйте меня произносить его вслух, уж пожалуйста.

НИКОЛАЙ. Но ведь вам это нравится.

ЖЕНЯ. Что? Слово?

НИКОЛАЙ. Нет, ситуация.

ЖЕНЯ. До жути. Если бы Димка не покончил с собой, я стала бы гувернанткой у его детей когда-нибудь, когда он сделался бы хозяином.

НИКОЛАЙ. Буржуазный термин «хозяин» означает, как я понимаю, в данном случае патриарха, главу рода?

ЖЕНЯ. Да.

Она вскакивает с кресла и продолжает разговор, расхаживая по комнате и темпераментно жестикулируя.

ЖЕНЯ. Вот и Димка… Главной и определяющей характеристикой его личности была принадлежность… изначальная принадлежность к этому дому, внушительному, как египетская пирамида…

НИКОЛАЙ. Постойте. Вы сказали — «без трагедий». А его смерть — не трагедия?

ЖЕНЯ. Его смерть? Это — тьфу, ничего. А вот что за причуда была делать из семьи космос? Тем более что космос вы так удачно для себя подменили своими сказками, в которых, как я говорила, нет ничего, кроме нечеловеческого комфорта все тех же родовых отношений. Мальчик, изуродованный домашним уютом сильнее, чем падением с шестнадцатого этажа, — вот что такое ваш Димка, простите. Да покарает вас Бог за его счастливое детство.

Входит Ольга, которая слышала Женины последние слова. Она пытается схватить девушку за руки, но та вырывается и продолжает ходить по комнате.

ОЛЬГА. Женя, что вы такое говорите…

ЖЕНЯ. Патриархальная радость. Допотопная ясность. Отец — высший авторитет, он же изумительный сказочник. Волшебный дом, где существует только интерьер — и ничего снаружи. А теперь еще скажите мне, на ком бы он мог жениться, на собственной сестре, да?

НИКОЛАЙ. Погодите, Женя. Оля, как она там?

ОЛЬГА. Ничего, я отвела ее в спальню. Женя, а вы, значит, хотели за него замуж?

ЖЕНЯ. У меня и в мыслях такого не было. Стараниями вашего моралиста-супруга девушка, которая на что-то согласилась до свадьбы, для него просто шлюха, а уж та, у которой и до него были мужчины — вообще дрянь, ничто.

ОЛЬГА. Вас никто не заставлял соглашаться, вы уж извините.

ЖЕНЯ. Клянусь, я этого очень не хотела. На мой взгляд, быть проституткой меньший грех, чем стать пусть даже верной любовницей такого вот Димки. Но это было бы нечестно. Я ведь не была уже девицей к моменту нашего знакомства, и потом… Я выросла не в вашей семье и успела здорово устать, а с ним разве отдохнешь…