Ангел в петле - Дмитрий Агалаков

Развязал шнурок, открыл…

Вот он — солнечный луч, когда-то пронзивший непогоду, ударивший в окно мальчишки, озаривший его лицо и душу. Савинов хорошо помнил тот день, час, то мгновение.

Ему не забыть его до самой смерти.

Намокшие акварели, первые видения юного художника, отчего-то не пришлись автору по вкусу. И слава Богу! Не пройдет и десяти лет, как шедеврами Ильи Инокова, выброшенными на берег речки-гадючки, будет гордиться родившая его земля. Может быть, это она, мудрая твердь, не захотела принять его картины, пусть немного небрежные, но прекрасные, не решилась уничтожить их, позволить им уйти? Вцепившись в папку, Савинов понимал, как сам он был глуп, требуя от судьбы то карьеры художника, то пророка. Нет, все было предрешено, когда он согласился сесть в машину Принца! Все было предначертано! Теперь он возьмет эти картины, прижмет к груди, как мать — любимое дитя, и спрячет подальше.

И в первую очередь — от господина Игнатьева.

И тут у Савинова родилась коварная, ерническая мысль. А не встретить ли ему господина Игнатьева здесь, у этой речушки, не выкурить ли рядом с ним сигарету? Может быть, он будет метаться, ища то, что когда-то принадлежало ему? А вдруг? Вот потеха! Нет, стоит его подождать, но не здесь — у обочины, рядом с автомобилем. Не хотелось бы оставлять свой роскошный лимузин надолго без присмотра.

Он направился к машине. Спрятал папку в пакет, положил в багажник. Открыл дверцу, сел за руль и стал ждать.

Полчаса, час… Изредка проезжали машины, но долгожданной «Волги» не было.

Неужели в этот раз все изменилось и Федора Игнатьева он не встретит? Неужели ему будет отказано в таком маленьком, но очень пикантном удовольствии?

За пять минут до полудня он закурил очередную сигарету и в тот же момент увидел через лобовое стекло едущую на него белую «Волгу». Приблизившись, она притормозила, но потом опять набрала скорость и проскочила мимо. За стеклом он увидел мужчину, сидевшего рядом с шофером. Этим человеком был Федор Игнатьев, тоже, в свою очередь, смотревший на того, кто занял его место не только в истории, но и у обочины дороги в этот ясный весенний день. Или ему было просто стыдно ставить нелепую «Волгу» рядом с роскошной иномаркой?

Закурив сигарету, Савинов развернул «мерседес» и поехал в город. Но за поворотом, метров через пятьсот, он увидел стоявшую у обочины белую «Волгу». Все-таки не вытерпел Игнатьев, решил затянуться разок-другой. Он остановился метрах в двадцати от поверженного конкурента. Надев темные очки, вышел, почти выпорхнул, широко улыбнулся «незнакомцу»:

— Выбираю место для коттеджа. Езжу, знаете, по дороге, останавливаюсь, смотрю на окрестности.

Игнатьев вежливо улыбнулся, но не ответил.

Савинов, точно не замечая этого холодка, кивнул в сторону речки и леса, да, впрочем, и всего окружающего мира:

— И день для прогулки отличный!

— Превосходный, — не слишком радостно и не сразу, ответил куривший человек.

— А для меня так еще и удачный. Да что там удачный, — признался Дмитрий Павлович, — просто счастливый!

— Я рад за вас.

— А как я рад!

Федор Игнатьев всмотрелся в лицо разговорчивого франта:

— Мы знакомы? Кажется, я видел вас прежде…

— Не думаю, — улыбнулся Савинов. Он повернулся к случайному собеседнику, и солнце полоснуло по его очкам весенним огнем, — хотя, как знать? Как знать… В жизни чего только не бывает! — Дмитрий Павлович щелчком отправил окурок в снег, лежавший за дорогой в ложбине. — Всего наилучшего!

Игнатьев сухо поклонился ему.

Через четверть часа Савинов въехал во двор дома № 6 по улице Станковой на станции Барятинская.

Все было точно таким же, как и много лет назад. Тот же запустелый двор, разве что укрытый не опавшими листьями, а снегом; тот же пионер с обрубком правой руки, которым он отдавал честь неизвестно кому. Две старухи, сразу же притихшие, вылупившиеся на черный автомобиль.

Савинов проверил его на сигнализацию и, не мешкая, направился к подъезду номер один. Он отчего-то знал, что в этот воскресный день семнадцатилетний Илья Иноков будет дома. И может быть, будет дома его мать. Он и это предусмотрел.

Площадка первого этажа, обшарпанная дверь, кнопка звонка…

Ему открыла женщина в засаленном фартуке, недоверчиво оглядела гостя с ног до головы.

— Зинаида Ивановна Инокова? — спросил Савинов.

— Да, — ответила она.

— Ваш сын, кажется, художник? Илья?..

Она смотрела на него с нарастающим удивлением:

— Художник?.. Да что-то малюет все время…

— Меня зовут Дмитрий Павлович Савинов. Я интересуюсь живописью. Недавно я был в школе, где учился Илья, в библиотеке. Видел его рисунки. Мне сказали, что я могу заехать к вам, посмотреть работы вашего сына дома. Мне сказали, их очень много.

— Весь дом завалил, — пробормотала женщина, глаза ее бегали: еще немного, и попросит паспорт, — да вы проходите…

Правильно, мамаша: осторожность прежде всего. Савинов вошел, огляделся.

— Я его в молочный отправила. Думала, это он вернулся. Там у него не прибрано, вы обождите…

Она куда-то скрылась. Савинов рассматривал стены прихожей. Старые обои, тумбочка, зеркало в древней, готовой развалиться раме. Тесно. Давно он уже не бывал в таких квартирах.

Ему предложили чай, с неохотой, но он не отказался. Сидел на старенькой кухне, тянул дешевое пойло, ел варенье из яблок. Увидев в окне его машину, женщина совсем обалдела и уже едва ли была способна поддерживать беседу. А ему это было и не нужно. Он сам мог рассказать женщине об ее сыне, да еще прибавить что-нибудь. Он пил себе чай и ел варенье. Попросил разрешение закурить, хотел было выйти в коридор, но его уговорили остаться. И он остался. Ему даже древнюю оловянную пепельницу предложили, предварительно дунув в нее. Хорошо, что не стал снобом! У него было две жизни — нищего и богача. И вкус дешевого чая навсегда остался на его языке, и вид старых обоев не ранил его тонкого, привыкшего ко всему дорогому, вкуса.

А потом в дверь позвонили, женщина быстро прошла по коридору; щелкнул замок. «Сметаны не было, — услышал Савинов голос юноши, — только молоко». — «Хорошо, хорошо, — торопливо проговорила мать, которая меньше всего сейчас думала о сметане и молоке, — у нас гости, Илья. Гость. К тебе, художник. Проходи, проходи на кухню…»

Перед ним, Савиновым, стоял юноша лет пятнадцати, — он выглядел моложе своих лет, — худой, с большими, печальными серыми глазами, немного растерянный, удивленный; с белым пушком на подбородке и над верхней губой.

— Здравствуйте, — сказал он.

— Привет, — тепло, по-доброму, отозвался Савинов. — Я тебя таким себе и представлял. Настоящим художником…

Совсем уж по-простецки он лукавил: «представлял»! Да это лицо он смог бы за считанные мгновения выбрать на фотографии среди тысяч других лиц! Илья Иноков, этот взрослеющий мальчишка, снился ему каждую ночь уже на протяжении нескольких лет, во время которых он дожидался сегодняшней встречи. Он не будет водить быка за рога, тем более в этом нет никакой надобности. Он нашел золотую гору, он долго шел к ней, зная дорогу, и теперь у него не было конкурентов. А когда они появятся, что обязательно случится, документ уже будет оформлен на его, Дмитрия Савинова, имя. А пока что он стоял один среди не известной никому земли, где были только птицы и ветер, безразличные до золота. Все, что ему теперь было нужно, так это ухватить покрепче кирку и нанести первый удар. Все принадлежит только ему. Вся гора. А она огромна, до самого неба!