Чарующий вальс - Барбара Картленд

Она совершала прогулку на большой вороной кобыле, великолепном животном, явно с примесью арабской крови. Слуга ее свекра в желто-серебристой ливрее следовал за ней.

— Мне бы хотелось поговорить с вами.

— Почему бы и нет? — улыбнулась она.

— Наедине, — настойчиво попросил он, имея в виду, что даже слуги им помешают.

Она колебалась, и князь предложил:

— Налево тропинка, которая приведет нас к маленькому озеру. Летом оно всегда бывает покрыто лилиями. Давайте пройдемся, это недалеко.

Она улыбнулась его умоляющему тону.

— Хорошо! Если вы на пару минут можете забыть о своих делах, почему бы так же не поступить и мне?

Оставив лошадей слугам, они направились к озеру. Ветер затих. Или князю только это казалось, потому что они были рядом?! Он боялся спугнуть тишину и чувство, охватившее его.

Они подошли к озеру. Словно серебряное зеркало, оно отражало плывущие в небе облака. Взглянув на Юлию, Клеменс забыл обо всем, кроме ее бездонных серых глаз.

Увлеченные разговором, они бродили вдоль озера, едва ли сознавая, где находятся. Клеменсу нравилось, как серьезно судит она обо всем, в ней не было и тени кокетства или намека на флирт. Чем больше он смотрел на нее, тем больше она завораживала его своей спокойной улыбкой и светом глаз.

Он не имел понятия, как долго они бродили, и только первые капли дождя вернули их к действительности. Лошади были далеко, и они решили спрятаться от дождя в густой чаще деревьев. Нужно было только встать поближе к стволу, и могучие переплетенные ветви служили надежным убежищем.

Они стояли близко друг к другу, и руки Клеменса потянулись к ней. Юлия словно ждала этого объятия и склонила голову ему на плечо.

Он целовал ее волосы и, не узнавая своего голоса, шептал:

— Я люблю вас, моя бесценная леди! Я полюбил вас, как только увидел в доме графа. Уже тогда я знал, что вы та женщина, которую я ждал всю жизнь. Я не могу объяснить вам это, но подобного не испытывал никогда!

— Как это?

— Взгляните на меня!

Она слегка закинула голову, и когда их губы сомкнулись, он впервые понял, как много может значить один поцелуй. Никогда прежде ни одна женщина не будила еще таких чувств. Не находя слов, он только повторял:

— Я люблю, люблю вас… Юлия мягко отстранилась.

— Я тоже люблю вас, — сказала она, и голос ее был серьезным и нежным. — Любовь пришла ко мне, так же как и к вам, в тот миг, когда я впервые увидела вас.

— Умоляю, повторите еще раз. Я должен поверить, что это правда! О, Юлия…

— Я люблю вас.

Ему казалось, вся красота вселенной была на ее лице, в ее голосе, движениях. Она вдруг сказала:

— Пожалуйста, не трогайте меня пока. Я должна сказать вам кое-что.

— Что, любимая? Боже, как вы прекрасны!

Она прижалась к стволу дерева; ее губы, теплые от поцелуев, ярко алели на бледном лице, глаза сияли. Струи дождя серебряным занавесом отделяли их от всего мира.

— Позвольте поцеловать вас еще раз, — умолял Клеменс.

— Нет, подождите, пока я не скажу то, что должна сказать.

— Что же?

Ему было трудно слушать, когда все его существо стремилось к ней.

— Я люблю вас, — медленно произнесла она, — и верю, что вы тоже любите меня. Но любовь для меня не то, что понимают под этим многие.

— Как вы можете сравнивать мое чувство с чем-то другим?!

— Вы любили очень многих женщин, если верить слухам.

— Я никого не любил до вас по-настоящему. Уверяю, моя любовь к вам совершенно иная, и могу поклясться на Библии, что это правда! Никому раньше я не говорил таких слов, вы первая.

— Я верю вам, дорогой мой. И если вы действительно любите меня, тогда вам будет нетрудно выполнить то, о чем я попрошу.

— Что я должен сделать? Каково бы ни было ваше желание, я выполню его. Как мне хочется обнять вас, убедиться, что вы со мной! Я никогда не хотел этого с другими.

— Я тоже хочу этого. Я хочу принадлежать вам…

— О Боже, Юлия!

Счастье переполнило Клеменса. Он схватил ее на руки, покрыл поцелуями глаза, губы, щеки, шею с пульсирующей жилкой, он целовал ее так, что они почти задыхались!

С трудом освободилась Юлия из его объятий.

— Вы любите меня! — Он повторял эти слова, словно говоря о чуде.

— Да, люблю, но Клеменс, выслушайте меня, пожалуйста!

— Что вы делаете со мной?!

— Я постараюсь быть краткой, — улыбнулась она.

— Тогда спешите! — воскликнул он, не отрывая глаз от ее лица.

— Любовь для меня — слишком большое и прекрасное чувство, чтобы шутить с ней. Я не хочу просто отдаться вам, я хочу, чтобы вам принадлежали мои мысли, душа и сердце. Я не могу легко отдать все это тому, кто легко все примет. Мы оба связаны, обязательствами по отношению к своим супругам — это уже другой вопрос, и ничего изменить здесь нельзя. Но в нашей любви мы свободны. Я отдам вам свою любовь только при одном условии.

— Каком условии, дорогая моя? — спросил он нежно.

— Что вы обещаете мне в ответ такую же любовь и абсолютную преданность, что вы отдадите мне свою душу и сердце, как я свою, вы оставите всех женщин и будете только моим, как я вашей.

Ванда с изумлением оглядывалась вокруг; Она уже стала привыкать к роскоши и величию венских праздников, но то, что она увидела сегодня на приеме, который давал царь Александр в честь своей сестры, затмило все виденное ранее.

Празднество было устроено во дворце графа Разумовского. Огромный манеж был превращен в танцевальный зал, а из Москвы приехал балет Императорского театра. Все приглашенные, включая Ванду, ожидали чего-то необычного, но великолепный праздник просто поразил их.

Казалось, невозможно превзойти то, что уже было ранее: бал у князя Меттерниха, где гостей пригласили на ужин в рощу апельсиновых деревьев; прием у барона Арнштайна поразил всех обилием цветов, которыми были украшены стены и лестницы; праздник у виконта Каслри, где его светлость исполнял шотландские танцы, а леди Каслри красовалась с орденом Подвязки своего супруга в пышной прическе!

Но граф Разумовский твердо решил, что русский бал должен затмить все предыдущие и стать главным событием в Вене, во всяком случае до тех пор, пока кто-нибудь не придумает еще более фантастическое развлечение.

Гости шептались о том, какие удовольствия их ждут, задолго до этого дня. Баронесса Валузен, ссылаясь на достоверные источники, сообщила, что каждому приглашенному будет приготовлено по блюду вишен из императорского сада, из самого Санкт-Петербурга, и за каждую вишенку заплачено золотом. Из королевских садов Англии была доставлена клубника, виноград — из Бургундии, трюфели из Перич, устрицы — из Остенде, а апельсины — из Палермо.