Красный телефон - Юрий Поляков

Я фактически уже заканчивал историю пионеров-кировцев, когда из чуланчика показалась заспанная рожа Витька. Я заметил, что у него, как у всех, кто работает на свежем воздухе, лицо и шея буровато-красные, а остальное тело молочно-белое.

– Здорово, голова писателя Акашина! – поприветствовал я.

– Здорово, стукач!

– Почему – стукач?

– Да все на машинке стучишь. Стук-стук-стук… Много настучал?

– На молочишко.

– А это что? – спросил он, увидав разложенные на диване папки.

– Твой роман.

– Иди ты! – заржал Витек и начал развязывать тесемки. – А почему «В чашу»?

– А почему тебя Витей назвали? – вопросом на вопрос ответил я.

– Чтоб с другими не перепутали, – после некоторых раздумий сообщил он.

– Ну вот ты сам и ответил на свой вопрос, – не отрываясь от пионеров, сказал я.

– А где роман-то? – оторопел Витек, заглянув внутрь и переворошив чистые страницы.

– А зачем тебе роман? Ты почитать хочешь?

– Отнюдь.

– И они читать не хотят. Так что не волнуйся!

Витек слопал банку свиной тушенки, закусив ее батоном белого хлеба, выпил чайник кипятку, посидел у телевизора, дождался окончания передач и снова ушел спать. А я, взбодрив себя глотком «амораловки», работал до тех пор, пока не поставил окончательную точку в том месте, где Горби со свежеповязанным вокруг шеи алым галстуком рассказывает затаившим дыхание пионерам-кировцам о своем колхозном детстве. Такой встречи, конечно, не было, но меня попросили…

Я уже укладывался спать, когда – в половине второго ночи – зазвонил телефон.

– Спишь? – спросил Жгутович.

– Почти… Чего нужно?

– У тебя точно «амораловки» не осталось?

– Точно.

– Жаль… жена просто извелась. Жалко смотреть. Все-таки не чужие.

– А ты без «амораловки» уже не можешь?

– Это мысль! Надо попробовать…

– А что ж ты про Витька не спрашиваешь?

– А ты разве не передумал?

– С чего это! Наоборот.

– Ну и как там наш Витек?

– Нормально. Все идет согласно графику.

– Да слышал уже. Все только и говорят, как ты с каким-то ряженым в ЦДЛ приходил, – уныло признался Стас.

– Цель оправдывает средства.

– Я думаю, эта цель тебе не по средствам. Ты все равно не выиграешь.

– История нас рассудит, – отозвался я, с надеждой посмотрев на папки, которые переложил на подоконник, освобождая диван для сна.

– А у тебя ванна новая?

– Не очень.

– Плохо. Я брезгливый.

– Я тоже…

– А ты можешь себе представить, оказывается, декабристы были все поголовно масонами. Может, они поэтому и разбудили Герцена? Кстати, прости, что я тебя разбудил!

– Ничего…

– Да что там декабристы! Пушкин оттуда же… Знаешь, даже Кутузов был масоном!

– А Суворов?

– Суворов вроде нет. По крайней мере, в энциклопедии об этом ничего не сказано. А о Кутузове есть. Вот послушай: «При посвящении в седьмую степень шведского масонства он получил орденское имя “Зеленеющий лавр” и девиз “Победами себя прославить”…»

– А ты какое масонское прозвище хотел бы получить? – спросил я.

– Издеваешься?

– Нисколько! Я бы тебя назвал «Звонящий по телефону, когда все нормальные люди уже спят»… Спокойной ночи!

После этого дурацкого звонка я долго не мог уснуть, ворочался, вставал пить воду, а потом как провалился… И мне приснилась Анка. Она сидела над Витькиным романом и запоем читала его, то хохоча, то плача, а то сладострастно оглаживая свою нежно напрягшуюся грудь, точно ей попадались какие-то жутко эротические места. Прочитанные страницы она разбрасывала вокруг, и пол в незнакомой комнате был устлан чистыми, белыми, как полевой снег, листами…

Утром, уже довольно поздно, я растолкал Витька:

– Вставай, вредитель!

– Почему вредитель?

– Потому что много спать вредно… Надо идти!

– Куда?

– За зипунами.

– За какими еще, на хрен, зипунами?

– В школе надо было учиться, а не собак гонять!

– Если б я в школе учился, разве с тобой связался бы?

– Вставай! И запомни: за зипунами Стенька Разин ходил в Персию, где и добыл себе персидскую княжну, которую потом утопил…

– Как Герасим – Муму? – оживился Витек.

– Примерно, – удивленно кивнул я: такая аналогия мне в голову никогда не приходила.

– А что на завтрак?

– Ничего.

– Как это – ничего?

– А вот так: денег нет. Поэтому пойдем за зипунами…

Витек оделся. Я еще раз с удовольствием оглядел его вызывающе народный облик, взял одну из папок и сунул ему под мышку, но, поразмыслив, отобрал: было в этом что-то противоестественное. Потом я усадил Витька за стол, дал ручку и чистый лист бумаги:

– Пиши! В секретариат правления Союза писателей. Заявление. Прошу выдать мне материальную помощь в связи с работой над новым романом. Поставь крестик.

– Что?

– Распишись!

– Обожди, «секретариат» как пишется?

– Через «е».

– Везде?

– Дай сюда! – Я отобрал у него бумажку: автор гениального романа, делающий ошибки в каждом слове, в мои планы не входил.

Я отстучал заявление на машинке и заставил Витька расписаться.

– Неужели дадут? – засомневался он.

– Если правильно попросить – обязательно дадут. Что такое социализм? Гигантская касса взаимопомощи. На этом и сгорим…

Я сунул на всякий случай в портфель три папки, и мы пошли за зипунами.

Возле правления Союза писателей, расположенного в старинном особняке с осыпающимся фронтоном и табличкой «Дом охраняется государством», было оживленно: подъезжали и отъезжали черные «волги», литераторы поодиночке и целыми группами входили и выходили, хлопая большой дубовой дверью. Я пристроил Витька на лавочке возле памятника Льву Толстому, который сидел в своем бронзовом кресле немым мемориальным укором этой муравьиной литературной жизни. Хотя муравьи всегда что-нибудь тащат в свою родную кучу, а писатели, наоборот, всегда норовят что-нибудь уволочь из правления.

– Никуда не уходи! – приказал я. – Крути «рубик». Если будут привязываться с разговорами, что отвечать – знаешь.