Спальня, в которой ты, он и я - Эмма Марс

– Я бы сказал, у всех – по-разному. Невозможно определить единый возраст, когда у человека формируется его либидо, как бы социологи и законодатели ни пытались убедить нас в обратном. У каждого – свой график, свой ритм. Некоторые готовы к этому раньше, чем другие. Потому нет никакого смысла загонять половое воспитание в стандартные рамки школьной программы.

Дать возможность каждому подростку развиваться в естественном ритме, пусть особенности его полового созревания проявляются индивидуально, как требует того природа, но в течение всего этого времени его нужно оберегать от субъективной, часто лживой, интерпретации и воздействия со стороны общества, где действуют законы свободного рынка, – таковой в общих чертах была философия этого Руссо в области сексуального воспитания. Однако я заметила, что он оставил без внимания мой второй вопрос: кому следует доверить столь важный аспект воспитания чувств и чувственности? Кому можно, а кому нельзя, ведь он отвергал, и не без оснований, ту модель, которая доминировала в современном обществе.

Надо заметить к тому же, что его идеи не оставили меня равнодушной. Но стоило ли прибегать к такой необычной форме их распространения? А как же быть с подростками из соседнего лицея, что несколько раз в день проходят мимо галереи и своими глазами видят в витрине монстров типа Жирафы Софии и ужасы Гоморры? Кто прочтет им лекцию, чтобы подготовить к такому дикому зрелищу? Разве подобное менее опасно, чем доступная в Интернете порнография? Разве сам художник в таком случае не становится соучастником (пусть даже невольным) злодеяния, против которого борется своим искусством?

Я оставила при себе этические возражения. Тем более что у меня мелькнуло подозрение, что мой гид и есть Дэвид Гарчи собственной персоной. Раз уж он так горячо рассуждает о художественном смысле представленных в галерее отвратительных созданий, значит, он и есть их автор.

– Смотрите-ка, стоило помянуть черта, как он тут как тут. Я даже чувствую запах серы.

Кивком головы он указал мне на кого-то за моей спиной. Я обернулась и увидела, что тот человек, в ответ на приглашающий жест моего собеседника, тут же оставил свою компанию и стал пробираться к нам через толпу ротозеев.

– Добрый вечер, – приблизившись, сказал он несмело, как-то даже застенчиво.

Это был очень юный молодой человек, почти тинейджер, в белой рубашке, с длинной каштановой челкой, закрывавшей пол-лица.

– Дэвид, позволь представить тебе Эль. Эль, перед вами тот самый юноша, чьи творения я с таким пылом, как вы могли заметить, защищаю.

Тактично сказано.

Чтобы не обидеть художника, я изобразила подобающую случаю любезную улыбку.

– Добрый вечер и… браво.

– Спасибо, – ответил он, сконфузившись.

– Мне кажется, ваши творения не могли оставить прессу равнодушной.

– В самом деле, – вмешался в разговор мой кавалер. – У нас уже есть несколько положительных отзывов. Но главное не в этом. Дело в том, что ваши собратья по перу не заострили внимание на основной идее произведений Дэвида. Они собрались здесь с одной лишь целью – привлечь внимание публики, хотя прекрасно поняли социальное значение и воспитательный смысл его призыва.

Откуда он знает, кем я собираюсь стать? Разве Ребекка не должна была хранить в тайне эту сугубо конфиденциальную информацию?

Я как раз собиралась расспросить его об этом, как вдруг какая-то мулатка очень крупных размеров, но совершенно без комплексов, в усыпанном блестками наряде, покрывающем незначительную часть ее тела, так, будто она только что вышла из бассейна, подошла и прилипла к нему с наглой фамильярностью. Всем своим огромным туловищем с идеальными формами она прильнула к моему кавалеру, кажущемуся еще более сухощавым рядом с ней. В отличие от Дэвида, моего Дэвида, этот тип не напомнил мне никого из знакомых артистов. Хотя, если иметь в виду его особую харизму, можно было бы поставить незнакомца в один ряд с Уиллемом Дефо, Кристианом Бейлом или Энтони Перкинсом, такими же, как он, подтянутыми, физически хрупкими, мрачноватыми, загадочными, не обладающими идеальными формами, но горячими и притягательными.

– Так мы идем, Лулу?

– Да-да. Эль, я оставляю вас наедине с будущим современного искусства.

Будущее современного искусства в этот момент внимательно разглядывало узкие мыски своих ботинок.

– Постойте… Вы уходите?

Первый раз клиент покидал меня таким образом, под руку с дамой в сто раз аппетитнее, чем я, и гораздо более ненатуральной. Складки моего платья-парашюта затрепетали от негодования и досады. Тот факт, что он так бесцеремонно со мной обошелся, заставил меня позабыть о вознаграждении, которое мне полагалось за проведенную с ним ночь. Какая уж там ночь, раз он меня так бессовестно кинул! Я была вне себя.

– Не волнуйтесь. Мы скоро увидимся, – пообещал он, обнимая за талию нахальную лиану цвета жженого сахара, лукаво стрельнувшую в меня своими черными глазками. – О, я чуть не забыл…

Что именно он чуть не забыл? Проявить элементарную вежливость? Или заплатить мне за услуги? Бывали случаи, когда клиент платил мне – отдельно, а комиссионные агентству – непосредственно туда. Некоторые постоянные клиенты, у которых в «Ночных Красавицах» был открыт счет, улаживали дело напрямую с Ребеккой, а она потом возвращала нам нашу долю и никогда не обижала. Мне неудобно было его спросить об этом, но я предполагала, что он принадлежит именно к последней, привилегированной категории.

Незнакомец неожиданно протянул свою татуированную руку к моей прическе. Пучок, завязанный на затылке, за вечер почти развалился на отдельные пряди, свободно лежащие локонами на спине. Я невольно напряглась в тот момент, когда он собрал их в ладонь и приподнял.

– В чем дело?

– Вам бы следовало использовать заколку для волос вместо шпилек, – посоветовал он, словно читая мои мысли. – Вам бы пошло.

– Да? Не знаю, – бессвязно пробормотала я.

– Спокойной ночи, Эль.

Они в обнимку пошли прочь, странный незнакомец шагал, прихрамывая, опираясь на трость, отбивая такт по бетонному полу. Они почти затерялись в толпе приглашенных, как вдруг он резко повернулся на сто восемьдесят градусов и через несколько секунд очутился возле меня. Что ему еще надо?

– Мне только что пришло в голову, ведь я забыл представиться.

– Да, в самом деле…

Самое время, подумала я.

– Меня зовут Луи…

Мне это имя ни о чем не говорило. Луи, а дальше? Жестом я показала, что мое любопытство пока не удовлетворено.

– Луи…?

– Барле. Я меценат и спонсор Дэвида Гарчи…

«Луи Барле, Луи Барле», – повторяла я про себя, чтобы лучше осознать реальность происходящего. Сочетание этих двух имен при одной фамилии произвело у меня в мозгу эффект моментального возгорания.

– …а также брат Дэвида Барле.