Меченосец - Валерий Большаков

– Верно! – подвел черту князь Инегельд Боевой Клык и вновь обернулся к главному жрецу: – Выкладывай, старик, выкладывай все, что знаешь.

Эрбад задумчиво пожевал губами и вымолвил:

– Есть одна проход... На южная стена иметься такой труба, он спускает воду в ров... Идти надо ночью.

– Покажешь! – сказал Клык и так хлопнул жреца по тощему плечу, что тот аж присел. – «Чертова дюжина»! – заорал он. – Готовься!

– Всегда готовы! – осклабился Олег.

– Шатры ставь!

Пока молодежь устанавливала шатры, Сухов прогулялся по храму. «Вот тебе, богоискатель, еще одна вера, – подумал он. – Есть Ахурамазда, бог добра, и есть Ариман, бог зла. Ахурамазда вечно мутузит Аримана, тот дает сдачи. Понятная такая система...

– Ом-м! – послышался внезапно негромкий голос, тянущий глубокую согласную. – Ом-м-м!

Рука Олега непроизвольно дернулась к мечу, но он вовремя разглядел в тени одинокой кельи этакого седобородого патриарха в длинной тунике и варварской безрукавке из меха. Патриарх сидел на расстеленной шкуре снежного барса: пятки поверх колен, ладони дошечками, одна над другой, веки полуопущены. Буддист, что ли?

Заинтересовавшись, Сухов подошел ближе. Патриарх открыл глаза, и Полутролль поклонился старцу, сложив перед собой ладони по восточному обычаю.

– Я не следую путями Колесниц, – сказал тот на плохом арабском, намечая улыбку.

– Колесниц?

– Будда указал два пути – узкий путь Малой Колесницы для избранных и широкий путь Большой Колесницы для всех. По этим путям идут многие, спасаясь от иллюзии и раздвоенности сансары, но я не следую им.

– Тогда какому богу ты молился?

– Единому, – кротко улыбнулся патриарх. – Любая вера хороша. Все боги ведут к Единому: Шива и Брахма, Ахурамазда и Христос. Имена богов исполнены активной мощи. Властелин Шива и властелин Зевес – лишь разные проявления Единого, все боги восходят к нему. Из него, вечного, проистекает все, что движется и что неподвижно, все небесные тела, пространство и время. Единый – это безличностное начало, Абсолютная Истина и Великая Пустота... Только я не молился. Не внимает Единый человеческим молитвам – люди слишком ничтожны для него. Как мы равнодушно взираем на суетливых муравьев, так и нас самих воспринимает Великая Пустота. Наши души, как искорки костра жизни, гаснут в ее бесконечности, возносимые ветром смерти...

– Тогда что это было? Медитация?

– Я пытался увидеть истину и постичь себя, – ответил старец и прочитал нараспев: – «Пространство внутри сердца такое же огромное, как Вселенная. Именно в сердце заключены все миры, небо и земля, огонь и ветер, солнце, звезды, луна и молния». Так говорят Упанишады...

– Но если ты не молишься, а постигаешь истину, зачем обязательно обращаться к Единому?

– Знание торит дорогу спасения. Через знание приходит свобода от великой цепи кармы.

– Ах, кармы...

Патриарх кивнул, жмурясь от луча, проникшего в келью, но головы не отворачивая.

– Страшен закон кармы, – проговорил он, – даже боги подчиняются ему. Карма – это рабское странствие человека по круговороту смертей и рождений. Мы бредем по кругу сансары всю жизнь, рождаясь в муках и умирая в страданиях. Но только во временном теле человека дух способен освободиться от кармических уз. Это означает конец рождений и слияние с Абсолютом... Лишь тот, кто каждым поступком и помыслом приносит жертву Великой Пустоте, преодолев карму, избегнет плена материального мира...

– Ну-у... – протянул Олег. – Не уверен я, что этого плена так уж стоит избегать...

Патриарх тонко улыбнулся, смолчав.

– Ну ладно, – сказал Сухов. – Допустим, я хочу разорвать это ваше кольцо сансары и слиться с Абсолютом. Что мне, в святые податься?

– Преодоление кармы не требует святости. Да и что есть святость? Не совершение грехов? Этого мало... Ищущему спасения следует отказаться от заблуждений.

– Например?

– Например, не воспринимать себя обязательно принадлежащим к определенной семье или роду. Духовная сущность человека никак не определяется качествами его временного тела или отношениями этого тела с другими. Трудное искусство Акармы заключено в умении действовать, не вызывая своими поступками никаких последствий.

– По-твоему, это возможно? – усомнился Олег.

– Это самодовлеющая истина. Постичь ее способен лишь тот, кто освободился от всех материальных желаний, равно как от привязанностей и скорбей. Я пока несовершенен и недостоин и только-только осознал вечную связь с Высшей душой, источник которой – Великая Пустота. Но я продолжаю путь и надеюсь, что скоро увижу божество в своем сердце...

– Удачи! – пожелал Сухов.

«Не-е... – вздохнул он. – Не слиться мне с Абсолютом!» Куда ему от иллюзии мира? От заблуждений любви и дружбы?..

* * *

Часа в два ночи, когда небо на востоке еще даже сереть не начало, любимая лодья князя Инегельда, окрещенная «Соколом», отплыла в сторону матерого берега. Корабль шел без мачты, поэтому заметить лодейный силуэт на фоне темного моря было практически невозможно, а гребцы опускали весла плавно, без всплеска. И надо ли говорить, что на борту стояла полная тишина? «Сокол» подкрадывался сторожко, как хищник к добыче.

Вечером ярлы договорились, что на захват, кроме «чертовой дюжины» Клыка, пойдут еще по двое от каждой лодьи – всего сорок пять человек. А потом, когда этим сорока пяти удастся открыть ворота крепости, вовнутрь ворвется команда «Сокола». Она завяжет бой, а тут и остальные-прочие подоспеют, и Баку придет хана.

Олег, как и товарищи его по «чертовой дюжине», не сидел за веслом, берег силы для подвига.

Бакинцы будут настороже – это уже заметно. Вон, по всей стене коптят огни. Защитники крепости жгут нефть в огромных плошках-светильнях. Дрожащее оранжевое зарево светит недалеко, но вода во рву – почти вся на виду.

– Водичка там морская, – тихо давал вводную Турберн, – вливается по копанке с моря. Ров вырыт кругом, только вода в нем не везде, только со стороны берега и еще маленько с полуночного боку, где у них ворота. Дальше она не поднимается... В общем, так. Добираться будем вплавь. С моря – в копанку, из копанки – в ров, изо рва – в трубу. Жрец говорит, решетка там гнилая, выломать можно, только она вся под водой, а выныривать нам нельзя – арабы заметят. Только под самой стеной, где не видно. Поняли?

Бойцы серьезно кивнули, не заметные в ночи.

– Пора... – послышался голос князя.

Олег снял сапоги, проверил ножны с кинжалом – ни мечей, ни кольчуг не брали с собой – с грузилами не выплывешь.

– И чтобы без шума! – строго сказал Железнобокий, переваливаясь через борт.

Олег нырнул пятым, после Ивора, и поплыл к берегу, ориентируясь на свет со стен Баку. Канал, проведенный от моря к крепостному рву, он заметил по огненным бликам.