Мать королей - Юзеф Игнаций Крашевский

Впрочем, этот случай никаких последствий не имел, потому что хозяин Стано, хотя знал, кто был виновником, выдать не смел, дабы не подвергать себя мести придворных, а Страш также не жаловался, обещая сам себе совершить правосудие.

Больной лежал долго, но люди в те времена имели такую природу, что или ложились на поле боя, или, пока духа в них хватало, поднимались, не пикнув, так скоро, как только могли, потому что кровати боялись наравне с гробом.

Страш ещё был облеплен пластырями, когда уже вернулся в замок. Женщины из-за него расплакались, а Салка из Залуча поклялась, что это несчастье досталось её родственнику только за то, что благоприятствовал принцессе Ядвиге.

Те, кто его порубил, увидев его воскресшим, не показали на себе ни удивления, ни страха. Снова по-старому обходили друг друга в галереях, не видя, встречались с ним, не разговаривая. Обе стороны знали, что дело окончено не было, и что когда-нибудь его снова будет решать железо.

Неустрашимый Страш приходил, как раньше, никому не жаловался, молчал.

Приготовления к коронации немного стёрли воспоминания об этом конфликте. Дел было действительно много. Из сокровищницы доставали наряды, облачения, серебро, конскую упряжь, всё это челядь должна была вытряхивать, чистить, полировать под надзором старших. Такие главные комнаты, как Разрисованная, Ласковец и те, что над ними, которые предназначались Эрику, обивали и обставляли.

Королева Сонька со своими женщинами и каморниками за всем присматривала. Не было времени ссориться и спорить, потому что каждый думал о себе, как он выступит, чтобы не посрамить драгоценности.

VI

За неделю до воскресения, на которое была назначена коронация, королевский каморник Сассин прибежал с письмами к королеве, объявляя ей, что Ягайлло вышел из Гродна и поспешно направляется на Ельню, Илзу, Лысую Гору, Вислицу и Краков.

Сам он, вручив личное письмо и ударив челом, рассказывал, как король в добром здравии и хорошем расположении духа в любое время мог последовать за ним, потому что ему было необходимо приготовить для достойных гостей соответствующий им приём.

– Его сопровождает князь Витовт? – спросила Сонька.

Сассин, человек уже старый, на королевской службе со времён Ядвиги, увядший, с низким лбом, с глубоко посаженными в черепе глазами, неразговорчивый, опустив голову, долго не хотел отвечать на этот вопрос. Переступал с ноги на ноги.

– Я не знаю, – сказал он, подумав.

– А откуда тебя отправил король? – спросила Сонька.

– Из Илзы, – пробормотал Сассин.

– Не было с королём Витовта?

– Он остался в Гродно.

– Стало быть, он вскоре приедет?

Сассин рассеянно повторил:

– Не знаю.

Для чтения королевского письма позвали писаря, а между тем епископ Краковский, у которого тоже было письмо от Ягайллы, прибыл в замок.

Сонька с почтением пошла ему навстречу, потому что теперь с большой радостью заручилась бы его поддержкой, он тоже относился к ней довольно дружелюбно.

– Король, – сказала она, – даёт знать о себе, – но я надеялась, что с ним вместе приедет дядя, а об этом Сассин мне не может ничего поведать.

Збышек поглядел вокруг и серьёзно сказал:

– Я, возможно, сумею больше… князь Витовт отказался приехать.

Услышав это, королева покраснела, отступая на несколько шагов. Отсутствие самого близкого родственника, покровителя было почти унизительным для неё. То, что делалось на дворе и в семье, она выдала чужим.

О раздражении и неприязни дяди Сонька хорошо знала, она могла этого ожидать и причина не была для неё тайной, однако она не думала, что гнев Витовта уже так далеко зашёл, чтобы открыться свету.

Это было объявлением войны.

Она поглядела на епископа.

– Король дал мне знать, – говорил Олесницкий, – что безуспешно князя просил, умолял, заклинал, не мог сломить. Он не скрывает, что имеет к вашей милости предубеждение, что простить вам не может.

В глазах королевы заискрились слёзы.

– У кого же нет ко мне предубеждения, гнева, неприязни? – отпарировала она горячо. – Кроме короля, моего мужа, у меня нет приятелей, а враги – все. Теперь к ним и дядя присоединился.

– Гнев Витовта делает вам честь, – произнёс Збышек, – его милость и послушание были бы плохим знаком. С Божьей помощью вы справитесь с неприятелями, ваша милость. Отсутствие князя может быть объяснимо болезнью или войной, а будет кем его заменить. Весь Краков уже точно один постоялый двор, так много ожидается гостей.

Лицо королевы немного прояснилось, однако она тихо добавила:

– Значит, мы уже до этого дошли?

За несколько дней до этого Страш втихаря распустил среди женщин слух, что ни Витовта, ни Юлианны нечего ожидать, но ему не верили, и до королевы это не дошло.

Враги Соньки утешались хоть этой маленькой победой.

Она же после первого испытанного горького впечатления должна была заключить в себе досаду, какую чувствовала от этого оскорбления дяди. Коронация приближалась, в замке не было ни одного спокойного часа. Приезжали князья, Пясты, послы с разных сторон, на Вавеле продолжались обширные приготовления для приёма.

Ибо должны были принимать ни одних королей и князей, но тогдашним обычаем, целые дворы их, многочисленные, иногда сложенные из нескольких сотен лиц, нужно было размещать, кормить и подарки им дарить.

Целые комнаты внизу под надзором подскарбия наполнялись одними только подарками: сороками соболей, куниц, горностаев, упаковками сукна, бархата, прошитого золотом, шёлка, серебряными и позолоченными сосудами.

В то время, когда мы уже радовались обещанию короля Римского приехать, сам коварный и имеющий в сердце предательство Люксембург, не доверяя Ягайлле, испугался и прислал гонцов, требуя за себя знатных заложников и охранные грамоты.

Это происходило в то время, когда Эрик, король Датский и Шведский, проехав через Польшу без всяких поручительств и предосторожностей, уже прибыл в Краков и жил на верхнем этаже Вавеля, одна комната которого потом долго называлась его именем.

Среди царствующих в это время особ, так же как Сигизмунд Люксембургский, был он необычным явлением, которое только бесконечное разнообразие характеров и сортов человека могло сделать современникам и потомкам понятным. Как в Сигизмунде, хорошие качества сочетались в нём с равно чудовищными изъянами, так, как если бы одни на другие вовсе не влияли.

Для своего положения учёный, любитель науку, столь образованный, что мог бы писать о начале своего народа, с другой стороны такой благочестивый, что намеревался совершить паломничество ко Гробу Господню, хотя трудно было понять, что его туда толкало: религия или дух авантюриста, – Эрик в то же время был самым большим негодяем и разбойником дома и очень суровым и жестоким королём, хоть намеревался быть законодателем, а удача, или, скорее, жена помогла ему