Счастливое недоразумение - Дженет Маллани

— Не понимаю я этого, — поколебавшись, отвечаю я. — Вы с Бирсфордом любите и обожаете друг друга, хотя… Скажи, с отцом твоего ребенка было то же самое?

— Он был совершенным джентльменом, — ставит меня в тупик своим ответом подруга.

— Как же, совершенный джентльмен! — Поверить не могу. — Ведь он совратил и бросил тебя. Ох, Энн, дорогая, пожалуйста, не плачь. Прости. Я не хотела задеть твои чувства.

— Ты не понимаешь, — хнычет она.

Да. Я этого совершенно не понимаю. Я помню, как Бирсфорд ухаживал за Энн, они постоянно ускользали, чтобы… Чтобы что? Казалось, Энн тогда была счастлива. Тогда она не была со мной столь откровенна. Я не уверена, что даже теперь она говорит мне всю правду, как и я не откровенничаю с ней о своей печальной ситуации.

Энн еще какое-то время предается красивому плачу. Как обычно, слезы улучшают цвет ее лица и добавляют блеска глазам. Она сморкается в изящный батистовый носовой платок, а потом после небольшой паузы показывает мне вышитую на нем графскую корону (я не посмела бы показать кому-нибудь использованный носовой платок, да никто и не захотел бы его видеть). Потом она прижимается ко мне и засыпает.

Я обнимаю ее за плечи, отпихиваю ее шляпку (поля упираются мне в лицо) и думаю свои мрачные думы.

Когда карета останавливается у дома в Камден-Таун, Энн просыпается и зевает, как котенок. Она поправляет шляпку и выпрыгивает из кареты, очаровав улыбкой кучера Прайса и форейтора Джеймса. Когда она спешит по мощенной каменными плитами дорожке к двери коттеджа, я почти жду, что она примется распевать песенку и собирать цветочки, как актриса на сцене.

Я принужденно иду следом, предварительно дав Прайсу и Джеймсу полкороны, чтобы они выпили пива и покормили лошадей на местном постоялом дворе. Я велю им вернуться через два часа.

Когда я вхожу в дом, Энн держит на коленях сияющую малышку и разговаривает с миссис Пайл, заботам которой ее оставила. Миссис Пайл — дородная спокойная женщина в коричневом платье и прочном переднике, розовощекая, без передних зубов.

— Посмотри, Шарлотта, — поднимает ребенка Энн. — Моя маленькая Эмма. Разве она не ангел?

— Она просто золото, — подтверждает миссис Пайл. — Хотя у нее зубик режется, я только немного протерла соску джином, и малышка все время улыбается.

— Зубик! — восклицает Энн. — О да, посмотри! Какая она красавица с зубиком!

Девочка широко улыбается мне, показывая четыре маленьких белых зуба, и отрыгивает, как Джордж после обеда.

Я вручаю миссис Пайл желе и чай.

— Спасибо, мэм, премного обязана. — Присев в реверансе, она хлопочет с чайником.

Я сажусь рядом с Энн и трогаю маленькие ножки девочки. Она смеется и что-то лопочет.

Энн тем временем разговаривает с миссис Пайл о том, как часто кормят малышку, останавливаясь на подробностях ее пищеварения, что меня совсем не интересует. Эмма не единственный ребенок, которого опекает миссис Пайл, — пара детишек спит в колыбели, толстенький малыш ковыляет по комнате. Миссис Пайл и тощая девочка лет двенадцати (не могу разобрать, служанка она или дочь) все время удерживают его, чтобы он не стаскивал вещи с полок, не наступил себе на подол, не свалился в камин, не тащил в рот что-нибудь с пола, не карабкался на мебель. Я устала смотреть на его бесконечное движение. Удивительно, как миссис Пайл и девочка без всякой нервозности предотвращают катастрофы, а миссис Пайл еще готовит чай и продолжает беседовать.

— А где маленькая Бетси? — оглядываясь, спрашивает Энн.

— Господь на прошлой неделе забрал Бетси себе в ангелы, мэм, — отвечает миссис Пайл. — Видели бы вы, какая она хорошенькая была в своем гробике.

Я боюсь, что Энн упадет в обморок. Ее руки слабеют, и я забираю у нее Эмму.

— Не расстраивайтесь, мэм, — спешит заверить ее миссис Пайл. — Бетси никогда не была такой здоровенькой, как ваша Эмма. Я знала, что она недолго задержится в этом мире. Она была слишком хороша для него, мэм.

Энн снова хватает Эмму и обнимает ее так отчаянно, что малышка от страха плачет.

— Ну-ну, не шуми. — Миссис Пайл, взяв одной рукой Эмму, ухитряется отобрать ложку, которую грызет карапуз, налить кипяток в заварной чайник и снять марлю с кувшина для молока. Эмма перестает плакать и дергает выбившийся локон миссис Пайл.

Девочка отрезает ломоть хлеба, срезает корки и опускает их в молоко. Эмма и малыш получают по корке, беседа между миссис Пайл и Энн поворачивается к теме отнятия от груди. Эмма возвращается на колени к матери.

— Позвольте спросить, когда мэм ожидает роды? — вдруг обращается ко мне миссис Пайл.

— Я… я не… нет, я приехала с леди…

— С миссис Лонгвуд, — шепчет Энн.

— Да-да. Я приехала с миссис Лонгвуд, чтобы повидать ее…

— Ее племянницу, — снова подсказывает Энн.

— Да, ее племянницу. Чудесный ребенок. Вы прекрасно о ней заботитесь, миссис Пайл.

— Я оказываю лучшие услуги встревоженным благородным дамам. — Миссис Пайл словно зачитывает рекламу из газеты. — К чему неприятности в обществе, когда случается небольшое несчастье. Осторожность гарантируется, мадам. Если еще нет признаков шевеления плода, есть способы справиться с проблемой.

«Небольшое несчастье» Эмма агукает и лепечет что-то на своем языке.

Малыш хватает со стола вилку и пытается ткнуть себе в глаз. Миссис Пайл дает ему в качестве игрушки оловянную тарелку.

— Я могла бы помочь в родах. Если желаете, посмотрите спальню.

— Нет, в этом нет необходимости, миссис Пайл…

— Если хотите поселиться поблизости, когда начнете полнеть, мэм, я могу порекомендовать превосходную гостиницу. Многие дамы находят, что лучше…

— Джентльмен подъехал, — говорит юная помощница миссис Пайл, задержавшись у окна.

Энн, задохнувшись, сует Эмму мне в руки и выскакивает в заднюю дверь, захлопнув ее за собой.

Входная дверь распахивается. Эмма, которая подозрительно смотрела на меня, оглушительно вопит, разбудив спавших в колыбели двух младенцев. Они начинают орать в унисон. Малыш, усевшись на пол, добавляет в хор свой голос.

— Где он? Ей-богу, я убью его! — Лезвие рапиры моего мужа вспыхивает в солнечном свете.

Он входит в дом под вопли младенцев.

— Спрячьте шпагу, Шад, вы пугаете детей. — Я хватаю его за рукав, и он смотрит на меня взглядом столь жестоким и отчаянным, что я смертельно пугаюсь.

— Где Бирсфорд? — Теперь его голос тихий и глухой.

Колени у меня подгибаются, и я резко сажусь на плетеный стул.

— Сэр… — двинулась к нему миссис Пайл. Я замечаю, что на одной руке у нее ребенок, а в другой кочерга. Жаль, что у меня нет кочерги.