Лебеди остаются на Урале - Анвер Гадеевич Бикчентаев

крылышко. А потом сговоритесь с Миловановой насчет сдачи дел. Ну, как будто обо всем договорились?

4

Когда в главке Белову сказали, что ему придется сменить Милованову, он попытался себе представить, как выглядит это «и. о.». Почему-то ему казалось, что она похожа на его соседку по квартире — особу желчную и сварливую.

Людмила Михайловна приятно удивила его, если не сказать больше. Принимая от нее вечером дела, он чувствовал себя неловко, словно был виноват перед ней. Ведь если б не он, Милованова по-прежнему бы работала на своем месте.

Она понимала, что рано или поздно кто-нибудь приедет ее сменить. Однако Людмила Михайловна не предполагала, что это произойдет так скоро и внезапно. Сначала она подумала, что Белова затребовал Великорецкий, недовольный ею. Но Казимир Павлович — она это хорошо видела — и сам был удивлен приездом нового главного геолога. И тогда единственным виновником всех бед Людмила Михайловна стала считать Белова.

Сдавая ему дела, она изо всех сил старалась скрыть обиду и пыталась казаться спокойной, но это ей плохо удавалось. Верхняя губа чуть дрожала, глаза сердито блестели. «До чего хороша, когда сердится!» — невольно восхитился Белов и преувеличенно строго нахмурился, чтобы она не догадалась, что он любуется ею.

По своей привычке Белов мысленно поставил себя на ее место, чтобы лучше понять, что творится в ее душе. Что стал бы делать он, Артем Белов, если б приехал человек на его место? Конечно же, он преспокойно остался бы в экспедиции и постарался работать так, чтобы и его преемник и все вокруг поняли, какого они дали маху, забраковав его. Да, именно так он бы и сделал… Но как поступит Милованова? Не укатит ли она из экспедиции сразу же после того, как подпишет приемо-сдаточный акт?

Белов испытующе заглянул в ее сердитые глаза и решил: «Укатит».

— Вот «Экономические очерки», — сухо сказала Милованова, протягивая ему папку.

Белов перелистал бумаги. Что-то скуповато, совсем тощая папка. Мало занимались экономикой района. Если придется бурить, надо будет решать уйму проблем: тут и дороги, и строительный материал, и рабочая сила, и снабжение водой и хлебом…

Он вдруг поймал себя на мысли, что ему не хочется, чтобы Милованова уезжала. Для того чтобы думать так, всяких уважительных причин у него было хоть отбавляй. Милованова проработала здесь два месяца, хорошо изучила местность, знает все выходы битума и асфальтита. И потом: экспедиции вообще нужен геолог, и почему бы этим геологом не быть Людмиле Михайловне? Была и еще одна причина, не имеющая к геологии уже никакого отношения, но о ней Белов старался не думать.

Милованова передала ему еще одну папку с надписью: «Структурные карты». Просматривая карты, Белов сказал:

— Я вижу, вы все внимание уделяли плато. А где же рабочая гипотеза перспективной разведки?

Людмила Михайловна промолчала, только мельком взглянула на Белова. «Какие некрасивые, оттопыренные уши! Наверно, мать часто в детстве драла».

Он перехватил ее косой, недружелюбный взгляд и вдруг рассердился на все и вся: на себя — за свои негеологические мысли; на Милованову — за то, что она дуется на него, как школьница, вместо того чтобы сообща с ним думать, как лучше взяться за поиски нефти, на Шаймурата, некстати заглянувшего в палатку, — за то, что вредный старик поспешно задернул полог и многозначительно кашлянул, увидев их вдвоем.

Белов не привык долго ходить вокруг да около и играть в молчанку.

— Слушайте, — зло спросил он, — какого лешего вы на меня дуетесь? Разве я виноват, что меня послали на ваше место?

— Нет, такого-сякого лешего, не виноваты, — не сразу и как бы даже жалея, что он не виноват, ответила Милованова.

— Я ведь даже не знал, что вы существуете!

— Но теперь вы знаете? — насмешливо спросила Людмила Михайловна.

— Теперь знаю… — пробормотал он, недоумевая, к чему она это говорит. Уж не для того ли, чтобы он уехал отсюда, раз такая писаная красавица исполняет тут обязанности главного геолога и вместе с начальником заваливает работу экспедиции? Нет уж, дудки! Белов чувствовал, что он здесь нужен. Да и в конце концов уральская нефть для страны важнее, чем всякие там натянутые отношения между новыми и старыми геологами…

Милованова вернула его на землю:

— «Палеографические описания».

Перелистывая папку, Белов сдержанно похвалил:

— Детально очерчены границы покровных образований…

Ему самому понравилось, что он такой объективный: что плохо — то плохо, а что хорошо — то хорошо. И нечего тут удивленно смотреть на него!

А Милованова вдруг нашла в нем и привлекательные черты: «Ресницы длинные, неплохо бы одолжить их у него. И брови, ничего не скажешь, красивые…» Если бы эти ресницы и брови принадлежали кому-нибудь другому, они украшали бы его, но они оказались у ненавистного ей выскочки Белова, и Людмила Михайловна прониклась к нему еще большей неприязнью.

Когда передача дел была закончена, Милованова, не таясь, облегченно вздохнула, показывая, как надоели ей Белов и вся эта приемо-сдаточная процедура.

— Бумаги бумагами, — сказал Белов, — но я хотел бы видеть все это в натуре. Без вас, видимо, не обойтись. Я согласую этот вопрос с Великорецким.

— Что ж, я готова, — скучным голосом ответила Милованова, давая понять, что подчиняется неприятной необходимости…

На следующее утро, когда Белов вышел из палатки, он увидел забавную сцену. Людмила Михайловна пыталась сесть в седло, но никак не могла поставить ногу в стремя. Как только она забирала поводья, конь пугливо отступал назад или начинал кружить. Заметив улыбающегося Белова, раскрасневшаяся Людмила Михайловна сердито крикнула:

— Чем смеяться, лучше бы табуретку принесли!

Помогая ей сесть в седло, Белов пошутил:

— Видно, без помощника не привыкли обходиться.

— Прекрасно обхожусь. Это конь такой.

Сопровождать их поехал Шаймурат.

Белов придирчиво обследовал естественные выходы нефти и асфальтиты, изучая брошенные разработки, шурфы, «дудки». Все время он делал пометки на карте и что-то записывал в блокнот. Временами казалось, что он совсем забывал о присутствии Миловановой.

Они кружили в районе Карасяя. Милованова, наблюдая за работой Белова, искренне завидовала ему — от него ничто не ускользало. Встретив в одном из глубоких оврагов известняки, Белов задумчиво сказал:

— Артинская порода… В западном Техасе нефтеносное поле было обнаружено тоже в известняках…

«Наверное, все фанатики такие», — подумала она. Белов резко отозвался о «первичниках», отрицающих возможность перемещения нефти из одного горизонта в другой.

— Как можно забывать, что нефть испытывает громадное давление в пластах?..

Кипучая энергия Белова невольно внушала Людмиле Михайловне уважение к нему, но оно бесследно исчезало, когда Белов начинал говорить о себе как о первовершителе: «Вызову сейсмическую группу сюда, в долину. Отторгну широкую полосу земли вон от той