Радикальное принятие. Как исцелить психологическую травму и посмотреть на свою жизнь взглядом Будды - Тара Брах

Я вынесла из процесса родов, что боль вовсе не обязательно ведет к страданию. Будда говорил, что мы страдаем, когда цепляемся за ощущение или сопротивляемся ему, когда хотим другой жизни. И, как говорится: «боль неизбежна, страдание – по выбору». Если мы встречаем болезненные ощущения с ясностью и осознаванием, то можем увидеть, что боль – это просто боль. Когда мы осознаем боль, а не реагируем на нее, мы не сжимаемся до переживания страдающего «я», жертвы. Если мы пугаемся, воспринимаем ощущения как «неправильные» – мы погружаемся в транс. Будда учил: когда мы цепляемся или сопротивляемся своим ощущениям на физическом уровне, мы запускаем водопад ответных реакций. Страх, сам по себе состоящий из неприятных ощущений, усугубляет боль – теперь мы хотим убежать не только от изначальной боли, но также и от боли страха. На самом деле боль страха часто и есть самая неприятная часть болезненного опыта. Как пишет Джон Кабат-Зинн: «Когда вы видите и чувствуете ощущения, которые переживаете именно как ощущения – простые и чистые, вы можете заметить, что мысли об этих ощущениях бесполезны для вас в этот момент, и они даже могут сделать все хуже, чем должно быть». Когда мы принимаем физические ощущения за нечто, чего стоит бояться, боль перестает быть просто болью. Это что-то плохое и неправильное, от чего мы должны избавиться.

Наш страх часто разрастается в паутину историй. В течение четырех лет я боролась с хроническим заболеванием. Самым сложным в этом опыте был сопровождающий болезнь комментарий о том, что я не способна позаботиться о себе «должным образом». Каждый раз, когда я чувствовала усталость или у меня случался приступ несварения желудка, мой ум наполнялся историями и интерпретациями: «Что-то не так… наверное, я серьезно больна». Я зацикливалась на том, чем вызвала эту проблему. «Мой иммунитет ослаб. Я перенервничала, недоспала… Я пила слишком много черного чая, должно быть, кислота повредила мой желудок». Вместе с волной усталости или спазмом в желудке появлялось чувство слабости и стыда. Я считала, что боль – это плохо. Ведь это моя боль, и она говорит о каком-то моем изъяне.

Когда мы привычно погружаемся в свои истории о боли, то не даем себе переживать ее как изменчивый поток ощущений, каковым она и является. Вместо этого, когда наши мышцы сжимаются и все в нас говорит о том, что боль – враг, она возобновляется снова и снова. Наше сопротивление на самом деле может создать новые слои симптомов и страдания. Возможно, самокритика и беспокойство, которые сковали мои мышцы в ответ на боль, усилили мое истощение. Когда мы отказываемся от своего тела из-за вызванных страхом историй о боли, мы в результате заточаем боль в нашем теле.

В минуты острой боли наш страх усиливается, и ощущение «что-то не так» тут же заставляет нас бороться с болью. Один мой знакомый испытывал мучительную боль, когда у него выпал один из позвоночных дисков и стал давить на часть позвоночника. «Казалось, в мою ногу налили бензина и подожгли его», – рассказывал он. Боль не ослабевала, и он перепробовал все, чтобы унять ее. Он принимал два сильных наркотических средства, стероиды, противовоспалительное и два сильных болеутоляющих мышечных релаксанта. Эти средства вырубали его на какое-то время, но когда он просыпался, то пребывал в агонии до следующего приема препаратов. «Боль обладает уникальным качеством, – писал он мне, – чем она сильнее, тем меньше ты осознаешь остальной мир. И если она достаточно сильна, то в конечном счете остаешься только ты, боль и ваш поединок».

Когда вместо того, чтобы применять радикальное принятие, мы реагируем на физическую боль страхом и сопротивлением, то возникает цепь ответных реакций, и это очень изматывает. В тот самый момент, когда мы начинаем думать: «Что-то не так», наш мир сжимается и мы теряем себя в попытке противостоять боли. Такой же процесс происходит, когда мы испытываем эмоциональную боль – мы сопротивляемся неприятным ощущениям одиночества, печали или гнева. Будь боль физической или эмоциональной, реагируя на нее со страхом, мы уходим от осознавания и впадаем в транс страдания.

Когда боль травмирует, транс может стать всепоглощающим и долговременным. Жертва отталкивает ощущение боли в теле с такой силой, что нарушается связь между телом и умом. Это называется диссоциацией. Мы все до некоторой степени разъединены с нашим телом, но когда нас сковывает страх опасности, которая есть всегда, исцеление может стать длительным и непростым процессом.

Ребенком Розали подвергалась насилию со стороны отца. Когда он напивался, то пытался залезть ей в трусы или забирался в ее постель и терся об ее тело, пока не испытывал оргазм. Если она сопротивлялась, он бил ее и угрожал худшим. Если она пыталась убежать и спрятаться, он впадал в ярость, гнался за ней и безжалостно избивал. За год до того, как он и мать Розали развелись, он дважды заставил ее заниматься с ним сексом. Физическое и эмоциональное воздействие от такой серьезной травмы может длиться всю жизнь. Розали пришла ко мне в 35 лет. Она жила одна, у нее была средняя степень анорексии. Она уже прошла через несколько видов терапии, но все еще продолжала голодовки и страдала от регулярных приступов тревоги. Ее тело было худым, жестким и скованным; она никому не доверяла.

Розали считала, что любой, кто проявлял к ней симпатию, на самом деле просто хотел воспользоваться ею. Она сказала мне, что, по ее мнению, одна подруга общалась с ней потому, что не хотела ходить одна на вечеринки. Другой девушке, привлекательной и пользующейся популярностью у мужчин, нравилось дружить с Розали, потому что это, должно быть, «тешило ее самолюбие». И хотя у Розали никогда не было проблем с тем, чтобы найти партнера для свидания, близкие отношения всегда быстро заканчивались. Чтобы не испытывать унижения, если ее бросят, она сама прерывала отношения при первом же ощущении «что-то идет не так». Даже с теми, кого Розали знала очень давно, она сохраняла дистанцию. Когда у нее случался один из ее регулярных приступов тревоги, она или вела себя так, будто «все под контролем», или исчезала на время.

Часто для того чтобы провести время с другими людьми, Розали надо было накуриться. Благодаря марихуане какое-то время все выглядело нормальным. Но теперь, сказала она, ей надо было накуриваться каждый вечер, чтобы проспать ночь. Если она не выкуривала косяк или не принимала снотворное, то просыпалась посреди ночи в ужасе. Сон всегда был один и тот же: она пряталась в маленьком и темном пространстве, а кто-то ужасный и безумный должен был вот-вот ее найти.

Нейропсихология говорит нам, что травматическое насилие вызывает долговременные перемены, влияя на нашу физиологию, нервную систему и химию мозга. При нормальном процессе формирования воспоминаний мы оцениваем каждую новую ситуацию в терминах связной картины мира, которая у нас сформировалась. При травме, из-за волны болезненной и интенсивной стимуляции в этом когнитивном процессе происходит короткое замыкание. Вместо «обработки опыта» путем встраивания его в наше понимание картины мира и приобретения новых знаний мы возвращаемся к более примитивной форме кодирования – через чувственное восприятие и визуальные образы. Травма, непроработанная и запертая в нашем теле, спонтанно прорывается в наше сознание. Даже спустя много лет после того как фактическая опасность прошла, человек, который был травмирован, может снова переживать это событие так, будто оно происходит в настоящем.