Фридрих Вильгельм I - Вольфганг Фенор

Во время охотничьих разъездов по окрестностям Вустерхаузена Фридрих Вильгельм просто не мог справиться с собой, когда из крестьянского дома до него доносился запах яичницы с салом. Он напрашивался к хозяйскому столу и во время трапезы находился в прекрасном расположении духа. Король не стеснялся принимать от министров и генералов дары для придворной кухни. Граф Шверин ежегодно отправлял ему откормленного теленка, а граф Дёнхоф не Раз посылал копченые сельди. Бесплатная еда доставляла королю острейшее гастрономическое наслаждение. Когда купец Даум прислал ему бочонок устриц, поистине дорогой подарок, Фридрих Вильгельм был в восторге. Слуге, передавшему бочонок, он, не вставая из-за стола, подарил восемь (!) грошей.

За едой король всегда был весел: громко разговаривал и хохотал на весь дворец; радовался любой шутке, хлопая себя по бедрам и плача от смеха. Он только не терпел двусмысленностей и фривольных намеков в присутствии королевы и детей. За этим Фридрих Вильгельм строго следил. Когда дамы уходили, а беседа достигала кульминации, король поднимал стакан и произносил тост. Часто — за «императора и империю», нередко — против «чертовых французов», этих «подонков», всегда раздражавших его. Любимый тост был таким: «За Германию германской нации! Пусть сгинет тот, кто думает иначе!»

После обеда, завершавшегося благодарственной молитвой, Фридрих Вильгельм предпринимал (в первые годы своего правления) прогулки верхом, в них его сопровождал только адъютант. Иногда он появлялся на стройках, где со знанием дела беседовал с плотниками и каменщиками, либо инспектировал сады и поля. Он выслушивал всякого, кто подходил к нему, смотрел в глаза и говорил по-немецки. Сгибавшиеся в подобострастных поклонах и пытавшиеся говорить по-французски могли получить палкой по спине. Однажды, встретив короля, берлинский переплетчик Рейхардт стал жаловаться ему на порядки в городском магистрате. Фридрих Вильгельм распорядился немедленно сделать его членом магистрата с правом голоса. При этом переплетчик получил от короля приказ регулярно сообщать ему обо всех нарушениях и растратах. В течение нескольких месяцев от Рейхардта ничего не было слышно. Король, ничего не забывавший, велел вызвать Рейхардта и выразил свое удивление по поводу его длительного молчания. Рейхардт смущенно помялся и наконец сказал: «С тех пор как я сам стал членом магистрата, мои взгляды совершенно переменились». Взбешенный Фридрих Вильгельм подскочил к нему, схватил за шиворот и стал кричать: «Все вы мошенники! Когда вы не у власти, вы орете, что знаете, как надо управлять. А когда сами за это беретесь, оказываетесь не лучше других». Заметив, как Рейхардт при этих словах изменился в лице, он рассмеялся и хлопнул его по плечу. «Проваливай, обормот! Да не забудь штаны поменять…»

Больше всего на свете Фридрих Вильгельм ненавидел то, что он называл «болтать». Для него это означало «быть недовольным, критиковать, перечить». «Он не болтун» — это стало высшей похвалой в годы правления Фридриха Вильгельма. Если король в чем-то не был уверен, плохо разбирался в теме или был вынужден считаться с чужим мнением, он тут же приходил в замешательство, терял решительность и позволял собой манипулировать — часто вопреки своим собственным интересам. Так он обращался с женщинами в юности, не умея ухаживать за ними, и так же он поведет себя — это мы еще увидим — во внешней политике и в дипломатии, то есть на зыбкой почве, где нельзя маршировать. Но, управляя государством, воспитывая своих подданных, он чувствовал себя как дома, не допуская даже малейшего неповиновения. Никакой «болтовни»! Его дом, его двор, его страна — все это было для него одним и тем же. С самого начала он твердо решил радикально преобразовать прусский мир, сформировав его заново по двум законам, которые он, наряду со страхом Божьим, считал наивысшими, — законам бережливости и порядка. Он считал себя наместником Бога в Пруссии, и все здесь должны были слепо повиноваться ему. Под его началом все государство должно было двигаться вперед, как батальон: ровными шеренгами, плечом к плечу.

Между Маасом и Мемелем действовала только одна власть — его собственная. Кто был «болтуном», тот был бунтовщиком. Всегда добиваться своего король привык, еще будучи кронпринцем, и никто не мог преградить ему путь. Став королем, он тем более не собирался считаться с чьими бы то ни было правами или желаниями. Разбирался ли кто-то в государственных делах лучше, чем он? Имел ли кто-нибудь взгляды на экономику и финансы, хоть в чем-то сходные с его взглядами? Говорить об этом хотели все, и все всё портили своей болтовней. Это он уже знал. В стране самые разные люди болтали четверть века, толкая его слабого отца на совершенно безумные поступки, развалив государство до основания и нажившись на этом, а потом умыли руки. Ну уж нет! С этим покончено навсегда. Во Фридрихе Вильгельме глубоко укоренилось сознание неограниченной королевской власти и неограниченной королевской ответственности. И он будет использовать власть. Страна и люди — вот тот податливый материал, из которого он, король, создаст образцовое государство — себе на радость и всем, кто будет послушен и беззаветно трудолюбив, на благо.

Мы уже знаем, что Фридрих Вильгельм не всегда обедал во дворце, а иногда захаживал и в дома простых бюргеров, чтобы побеседовать с хозяйками кухонь. Но еще больше он любил ходить на обеды к своим вельможам или к иностранным послам. Он знал, угощение будет небедным. И, сидя в гостях, рассматривал подаваемые деликатесы, радостно подсчитывая, сколько он на этот раз сэкономил. Так же охотно король приходил незваным гостем на те свадьбы и крестины, где намечался роскошный стол. Такие праздники обходились, как правило, в полтысячи талеров — и Фридрих Вильгельм оценивал ущерб, который был бы ему нанесен, случись этот пир в его дворце. Если он обедал у своих офицеров в отсутствие дам, то для его развлечения приглашались актеры, арлекины, шуты. Бывало, сам король вскакивал с места и показывал фокусы. Но наибольшую радость он испытывал, когда «на десерт» хозяин приводил пару новобранцев. Фридрих Вильгельм срывал с себя салфетку, стучал ложкой по столу в такт солдатским шагам и громким голосом отдавал строевые команды.

При всей своей жадности король не терпел ее в своем окружении. Один из генералов, убежденный холостяк, постоянно сокрушался, что не имеет собственного хозяйства и поэтому не может пригласить короля в гости. Тогда Фридрих Вильгельм предложил ему отобедать у Николаи, владельца гостиницы «Португальский король», стоявшей как раз напротив дворца. У этого Николаи, мечтательно говорил король, подают лучшую в городе капусту, и он бы с радостью отведал ее еще разок. Генералу пришлось понять этот намек и пригласить короля на обед в гостиницу. Сияющий от радости король явился на обед с огромной свитой. Обед вылился в роскошное пиршество. Король отпускал комплименты жене хозяина, так замечательно все приготовившей, а хозяину подарил свой миниатюрный портрет, чтобы тот носил его подобно ордену. Наконец генерал спросил счет. «Без вина, что мы выставили в подарок, по гульдену с человека», — ответили ему. Генерал выложил два гульдена и сказал: «Вот гульден за меня, а вот гульден за его величество. Другие господа, которых я не приглашал, пусть платят за себя сами». Остолбеневший было король через мгновение расхохотался: «Ну, молодец! Я хотел его надуть, а он надул меня». Король заплатил за всех. Но эту шутку он больше не повторял.