Сэр Найджел - Артур Конан Дойл

— С соколами или с гончими?

— Нет, куда более благородная.

— Что еще за загадки, Джон? Отвечай же!

— Нет, государь. Ответить — значит все испортить. Просто скажу еще раз, что перед Тилфордом вас ждет редкая потеха, а потому, государь, прошу тебя пришпорить коня, ведь скоро начнет смеркаться.

Король исполнил его просьбу, и кавалькада рысью направилась через вереск туда, куда указывал Чандос. Поднявшись на гребень пологого холма, они увидели перед собой извилистую реку и перекинутый через нее старый горбатый мост. За рекой тянулся выгон с хижинами по дальнему его краю и старинным господским домом на склоне холма над ним.

— Это Тилфорд, — объяснил Чандос, — а вон там — родовой дом Лорингов.

Любопытство короля было сильно возбуждено, и теперь его лицо выразило разочарование.

— Ну, а потеха, что ты обещал нам, сэр Джон? Это были пустые слова?

— Нет, государь.

— Так где же она?

На крутой дуге моста на могучем золотом коне сидел всадник в боевых доспехах и с копьем в руке. Чандос тронул короля за плечо и указал на мост.

— Вот, государь.

Король посмотрел на застывшую фигуру всадника, на кучку деревенских зевак на том берегу, а потом перевел взгляд на смеющегося Чандоса:

— Что это, Джон?

— Ты помнишь сэра Юстеса Лоринга, государь?

— Как мог бы я забыть о нем или о постигшей его смерти?

— Он ведь был в свое время странствующим рыцарем?

— Да, и доблестней его мне знать не доводилось.

— Его сын Найджел весь в него — юный боевой сокол, которому не терпится испытать силу своих когтей и клюва, только до сих пор с него не снимали пут. Это его пробный полет. Он готов защищать мост от всех, кто примет его вызов, как водилось в дни наших отцов.

Король по праву считал себя первым рыцарем королевства и был большим знатоком правил и обычаев, которым полагалось следовать странствующим рыцарям, а потому такая встреча пришлась ему очень по вкусу.

— Но он же еще не посвящен в рыцари?

— Нет, государь. Он только сквайр.

— Ну, так он должен показать себя мужественным бойцом, если не хочет опозориться. Подобает ли молодому неиспытанному сквайру дерзко обмениваться ударами копья с лучшими бойцами Англии?

— Он вручил мне свой вызов, — сказал Чандос, доставая из рукава свиток. — Дозволишь ли, государь, прочесть его?

— Кто лучше тебя, Джон, осведомлен в рыцарских законах? Ты знаешь этого юношу и тебе решать, насколько он достоин высокой чести, которой просит. Ну, послушаем его вызов.

Рыцари и оруженосцы в свите короля, почти все ветераны войн во Франции, смотрели с интересом и некоторым недоумением на закованную в железо фигуру перед ними. Теперь по зову сэра Уолтера Мэнни они окружили короля и Чандоса. Последний откашлялся и развернул свиток.

— «А tous seigneurs, chevaliers et escuyers!»[11]. Так он начинается, благородные господа. Это вызов сквайра Лоринга, сына светлой памяти сэра Юстеса Лоринга. Сквайр Лоринг, благородные господа, ожидает вас на этом старом мосту. И вот что он говорит: «Я, смиреннейший и недостойнейший сквайр, из великого желания стать известным благородным рыцарем в свите его величества короля, моего господина, жду на мосту через Уэй в надежде, что тот или иной из них снизойдет скрестить со мной копье, или же что мне ниспослано будет освободить их от какого-либо обета, ими на себя принятого. Прошу я об этом не из похвальбы, но уповая, что дано мне будет лицезреть оных прославленных рыцарей с оружием в руках и восхититься искусством, с каким они им владеют. Посему с помощью святого Георгия я, пока не зайдет солнце, буду острым копьем защищать сей мост от всех, кто пожелает удостоить меня поединком».

— Ну, что вы скажете на это, благородные господа? — промолвил король, глядя вокруг смеющимися глазами.

— Составлен вызов поистине безупречно, — сказал принц. — Ни Кларисье, ни Красный Дракон, ни любой другой герольд, когда-либо носивший табар, не мог бы сочинить его лучше. Картель{38} написан его рукой?

— У него имеется суровая бабка, дама старинной закалки, — ответил Чандос. — Уж конечно, леди Эрминтруде и раньше доводилось составлять картели. Однако, государь, мне надо кое-что сообщить тебе и светлейшему принцу.

Чандос понизил голос, и мгновение спустя все трое разразились громким хохотом.

— Клянусь святым крестом! Только подумать, что человек благородной крови может оказаться в столь стесненных обстоятельствах, — сказал король. — Мне подобает поправить дело. Но что же вы, благородные господа? Этот достойный юноша все еще ждет ответа.

Рыцари его свиты тем временем оживленно обсуждали вызов, и теперь сэр Уолтер Мэнни сообщил королю их решение.

— С позволения твоего величества, — начал он, — мы полагаем, что этот сквайр недопустимо дерзок в своем желании скрестить копье с рыцарем, ибо еще ничем не доказал своей доблести. Мы окажем ему достаточную честь, если выставим против него такого же сквайра, и, с твоего разрешения, я поручу моему собственному оруженосцу Джону Уиддикомбу открыть нам путь через мост.

— Ваше решение, Уолтер, и верно и справедливо, — молвил король. — Добрый Чандос, сообщи воину на мосту, что постановили рыцари. А также передай нашу королевскую волю: встретятся они не на мосту, откуда один из них, а то и оба, несомненно, свалятся в воду, но на лугу перед мостом. Скажи ему, кроме того, что для такого поединка достаточно копья с тупым наконечником, но если оба усидят в седле, то могут обменяться одним-двумя ударами меча или булавы. Сигнал начинать подаст Рауль, протрубив в свой рог.

В дни былого расцвета странствующего рыцарства очень часто желающий снискать славу день за днем поджидал на перекрестке, на мосту или у брода, пока судьба не приводила туда достойного противника. И память о таких поединках живо сохранялась в рыцарских повестях и песнях труверов, постоянно о них повествовавших. Однако в жизни они успели стать большой редкостью. А потому придворные следили за тем, как Чандос направил коня вниз по откосу к мосту, с веселым, если не сказать насмешливым, любопытством и обменивались замечаниями по поводу необычной внешности его защитника. Сложен он, и правда, был весьма странно: фигура высокого человека, но руки и ноги непропорционально короткие. Голова его клонилась долу, точно он был погружен в глубокую задумчивость или столь же глубокое уныние.

— Видимо, это рыцарь Отягощенного Сердца, — заметил Мэнни. — Какие горести заставляют его столь печально повесить голову?