Взрослые и дети. #Многобукв - Людмила Владимировна Петрановская

ситуации – тяжелее некуда, и нагрузки бывают за гранью всякого разумного, а вот поди ж ты. Никакие нервы я себе не сорвала, болею не больше, чем раньше, и даже вроде не особо выгораю. Ну, в пределах. Каким-то образом получается пропускать через себя огромные потоки инферно, осознавая и чувствуя, не отстраняясь и не разрушаясь.

Очень меня тогда мамины охи злили – мне уже за 30, не надоело лучше меня знать, что мне вредно, а что полезно? И что за манера постоянно меня опускать под видом заботы? И зачем мне эта суггестия про мою беспомощность и «особость»? Помню, как сейчас: сидела и злилась. Вот только теперь мне становится понемногу понятно, что получилось-то все у меня благодаря маме, на самом деле. Она всегда мою чувствительность понимала, принимала и как могла берегла. Только поэтому из чувствительности получилась сила, из ранимости – прочность, из «нервного ребенка» – запас душевного здоровья. Только поэтому.

Про детское горе

17 января 2012 г.

Хочу записать недавнюю историю из практики, может быть полезно приемным родителям, и не только.

В воскресенье вечером звонок. Женщина:

«Извините, что в выходной, но просто не знаю, что делать. Она не хочет идти завтра в школу и вообще ничего не хочет и, кажется, опять плакала. Я очень боюсь».

Рассказывает: она опекун своей племянницы, 11 лет. Полтора года назад мама девочки очень быстро умерла от рецидива вроде бы вылеченного раньше рака, буквально за пару месяцев. Папы не было, взяла ребенка тетя. Причем тетя не родная, а двоюродная, так что прежде они близко не общались, так, виделись на семейных торжествах. Сначала было тяжко, потом привыкли, все вошло в колею. Девочка учится, занимается гимнастикой. Сначала сильно тосковала по маме, потом вроде развеселилась – подружки, тренировки, летом на море ездили.

«В пятницу прихожу вечером: она какая-то не такая. Говорит, телефон потеряла в школе. И вдруг так стала плакать, всю трясет… Я ее не ругала, ничего, ну, бывает, да и телефон-то уже старенький, скоро Новый год, говорю, купим тебе новый. А она только сильнее рыдает. Кое-как уснула, и вот все выходные ходит сама не своя, пропустила тренировку, сейчас спрашиваю: “Ты портфель собрала?“, а она: “Я не пойду никуда, не хочу“. Уходит к себе в комнату, дверь закрыла, и все. Не ела ничего. Это что, подростковое началось? Это из-за телефона? У меня детей своих не было, я даже не знаю, чего ждать-то? Может, мальчик какой должен был позвонить? Или боится, что мне в тягость, что в траты ввела? Я уж не знаю, что думать. И как быть со школой-то?».

Почему-то я сразу поняла. Старенький телефон, полтора года назад. То есть я знаю, почему, у меня тоже мама вот так же три года назад… Говорю: «У нее там смски были мамины, в телефоне. Спросите осторожно. И не трогайте, пусть погорюет. Укройте, обнимите, чаю сделайте и не дергайте, никуда школа не денется. Если через два-три дня лучше не станет, звоните, будем думать».

Тетя ошарашенно поблагодарила и отключилась.

Через два дня звонит:

«Как вы узнали? Я как сказала про смски, ее прорвало. Оказывается, она каждый вечер их перед сном читала. Наизусть помнит: “Ленчик, парадная форма к 1 сентября в шкафу, в глубине. Проверь, не помялась ли юбка, может, подгладить“. Это сестра из больницы уже писала. Ну, и просто: “Целую, зайчик мой, спокойной ночи“. Мы проплакали весь вечер в обнимку. Я ей говорю: раз ты помнишь все, то они и не делись никуда, можешь всегда снова как будто перечитывать. Потом она спала полдня, потом поела наконец. Бледная, тихая, но получше. А сегодня, представляете, пошла в школу, а телефон нашелся! Охранник ей отдал! Но мы уж решили – купим новый, а этот пусть дома лежит, чтоб надежнее. На память».

Я предупредила, что девочку может еще временами накрывать, ничего страшного, просто быть рядом, на всякий случай дала телефон детского психолога, если что, и мы попрощались.

И хорошо, что такая тетя чудесная. Не начала ругать или «развеселивать», не потащила сразу в магазин за другим телефоном, не требовала «прекратить», ничего такого. Почувствовала, что дело серьезно, и была к ребенку очень бережна. Думаю, если бы я и не сказала, девочка сама бы ей про смски призналась, не в этот день, так на следующий.

Важно знать, что взрослые часто детское горе не распознают, потому что оно бывает отсроченным, и вообще кажется, что «он уже успокоился и все забыл», особенно если ребенок еще младше. Дети часто переживают горе «по частям», осиливая за раз столько, сколько могут. И мы можем годами не знать, что он каждый вечер смски перечитывает. Или еще что. И если ребенок пережил потерю, в случае любой явно странной, неадекватно острой реакции надо как минимум создать условия для контакта и доверия, тогда он сможет пережить еще кусочек своего горя и двинуться дальше, к восстановлению. Если в этот момент начать воспитывать или обесценивать его чувства: «Подумаешь, было бы из-за чего так расстраиваться», доверие — и привязанность будут нарушены, а горе «застрянет». Это касается не только случаев смерти близкого, но и вынужденной разлуки: развод родителей, отобрание ребенка и т. п.

Уровни благотворительности

21 января 2012 г.

Перед самым Новым годом было у нас здесь бурное обсуждение, стоит ли «дедморозить» в детских домах, и я тогда обещала написать про уровни благотворительности. Попробую здесь сформулировать что-нибудь. Может, не за один раз.

Итак, в каких случаях возникает нужда в благотворительности? Если в общем и целом, то это когда есть кто-то, кому плохо (сейчас или в перспективе), при этом сам он по тем или иным причинам себе помочь не может, и устойчивые механизмы помощи (семья, социальная сеть, община, государство) тоже почему-либо не справляются. Может быть, случай сложный и редкий, может быть, сами механизмы находятся в кризисе (например, при смене места жительства теряется социальная сеть и частично семья) или не имеют достаточно ресурса (например, государство бедное, или нет технологий помощи в таких случаях, или нет осознания, что эти люди нуждаются в помощи; технологии и осознание – тоже ресурс). Тогда люди или организации, у которых ресурс есть, оказывают помощь. То есть мы видим три составные части процесса: получатель (тот, кому нужна помощь), благодатель (тот, кто делится ресурсом) и собственно ресурс. Теперь чуть подробнее.

Получатель. Помощь ему может быть разовая и «прям сейчас».