Отец-одиночка до встречи с тобой - Татьяна Михаль

Богдан вздохнул и на выдохе сказал:

- Я журналист.

- Ооо… - протянула удивлённо. – Я думала ты спасатель.

- Спасатель? – рассмеялся он и облокотился рукой о столешницу. Его карие глаза откровенно смеялись. – Почему?

Сама теперь засмущалась.

- Ну-у-у-у… ты такой большой и сильный. Одежда армейского стиля у тебя. Вот и подумала… Но журналистика – это круто. В каком-то издательстве или же на телевидении трудишься?

Богдан вдруг стал серьёзным и произнёс:

- До того, как в моей жизни появилась Алина, я сопровождал бойцов в горячих точках. Авиация, флот, пехота  - во время военных действий я и Никита освещали события войны в прессе и на федеральном телевидении. Я - военный корреспондент.

Из моих рук выпала лопатка, которой я собиралась помешать соус.

Хотела поднять её, но Богдан нагнулся за ней тоже, и мы столкнулись лбами.

Небольшой конфуз заставил нас обоих засмеяться.

- Подумать только… - произнесла я восхищённо. – У тебя очень опасная профессия, Богдан.

- Не спорю, опасная. Но она для меня – смысл жизни. Я только работой и жил. До Алины.

- Но теперь ты ответственен за судьбу маленькой девочки.  Ты ведь не станешь возвращаться туда, где могут тебя… убить… - я произнесла последнее слово шёпотом. Иногда некоторые слова я старалась  произносить еле слышно, чтобы судьба не подслушала ненароком и не изменила вектор жизни.

Богдан улыбнулся и сказал:

- В последней своей командировке получил ранение в голову. Теперь хожу с титановой пластиной, почти как железный человек.

Он улыбался как мальчишка, получивший в драке свой первый синяк. А мне было не смешно.

- Это ужасно, Богдан. Сама судьба привела тебя к Алине. Надеюсь, что ты никогда не вернёшься туда…

- Ты беспокоишься обо мне? – ласковым тоном поинтересовался он.

Пожала плечами и взглянула в его глаза.

- Я беспокоюсь о малышке, которой нужна защита и которой нужен отец.

А сама почувствовала, как густо краснею. И что мне с того, вернётся Богдан к своей работе или нет? У меня своя жизнь, у него своя. А я ему не учитель.

- Прости, - улыбнулась натянуто. – Лезу не в своё дело.

- Мне это нравится, - сказал он.

Мы застыли друг напротив друга. Я осознала, что между нами интимно близкое расстояние. Я затаила дыхание и перевела взгляд на его губы. Дыхание Богдана стало тише, а взгляд ласковым и нежным. Сердце как птица затрепетало – волнительно и сладко. Волшебный миг застыл и мы, будто очарованные, практически коснулись губ друг друга…

Раздался звонок в дверь и всё очарование разбилось как тонкое стекло.

- Никита приехал, - хриплым голосом сказал Богдан и улыбнулся мне.

- Хорошо, - ответила так, будто ничего не случилось. А впрочем, ничего и не случилось. – Я тогда буду накрывать на стол.   

* * *

Каролина                                                                        

Вернулась домой за полночь  и прокрутила в голове последние часы ушедшего дня.

Богдан не хотел меня отпускать, говорил, что будет рад, если я останусь.

Но я не могла. Мы знакомы всего сутки, и так вот сразу продолжать тесное знакомство – это не про меня. Хотя, если быть честной с самой собой, то мне Богдан очень понравился. Хороший он. И женщина ему нужна такая же. Нет, я не имею в виду, что я плохая, просто у меня столько тараканов в голове, что вряд ли ему это придётся по душе. Да и не готова я пока к новым отношениям.

Но дала своё слово, что приеду к ним завтра.

Ложилась спать и не могла перед сном не думать ни о чём  и ни о ком, кроме как о Богдане и его дочери Алине. Они как зёрнышки попали в почву – довольно глубоко и уже никуда оттуда не денутся. Осталось дождаться ростков.

Когда я всё же уснула, мне приснился мой Глеб.

Глеб держал на руках свёрток, из которого показалась маленькая пухленькая ручка нашего малыша.

Глеб улыбался – его глаза были наполнены любовью и радостью.

Я едва не задохнулась от охватившего меня счастья и желания скорее их обнять!

Но Глеб не позволил, он покачал головой и произнёс с лёгкой грустью в голосе:

- Я и наш сын не исчезли в вечном мраке, мы живём в небесном царстве, любимая. Нас окружают добро, любовь и вечное тепло.

- Я так сильно скучаю, родной, - сказала горько. – Хочу быть рядом с вами.

- Нельзя… Ты жить должна, Каролина. Живи, родная. Где бы ни была ты, знай, наша любовь всегда с тобой. Я и сын наш, отныне, вечные твои ангелы-хранители. Живи, моя любимая. Не плачь и не грусти. Живи, будь счастлива и обязательно снова полюби.

И образ моего любимого начал таять, превращаться в туман. Он исчезал, навек оставляя меня одну. Уходил, только взглядом прощался, и в глазах его сверкали искорки любви.

- Живи, любовь моя… - разнеслись в возникшем ярком свете его последние слова.

Я проснулась в слезах, руки мои дрожали, а в груди застыл горький комок из рыданий.

Тоска тисками сжала сердце. Вновь захотелось взвыть и кричать от душевной боли.

Я проплакала до самого утра. Слёзы с собой уносили мою боль, они словно смывали её с души, очищали душу от горя и тоски.

Этот сон или видение означало лишь одно – мой муж благословил меня на новую жизнь и новые отношения. А наша история любви уже навсегда и навек остаётся в прошлом…                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                  

* * *

В семь утра мне неожиданно позвонил Богдан.

Я приняла звонок и встревоженно спросила:

- Богдан, доброе утро. Всё в порядке?

- Доброе утро, - виновато произнёс он в ответ. – Прости, что звоню в такую рань… Просто… Мне срочно нужно отъехать на работу и сдать свой последний репортаж. Алину с собой брать не хочу, потому что не знаю, как надолго я там задержусь. Не могла бы ты с ней сегодня посидеть?

- Но сегодня же воскресенье, - произнесла я хриплым со сна голосом. – Выходной.