Боевой вестник - Сурен Цормудян

— Об этом я наслышан, — кивнул Олвин и задумчиво, словно предавшись воспоминаниям, уставился в окно.

— Ну а что вопросы дурацкие задаешь, коли наслышан?

— Я спрашивал о цитаделях. Что с ними?

— А ничего. Клир, что в войске принца заведовал вестниками да вестовыми птицами, по возвращении стал верховным магистром ордена. Так конклав решил. И продал он много цитаделей лордам окрестным. Говорят, что секрет некий магистру известен. Братство вестников и ныне живо, орден процветает и письма рассылает, куда попросят. Но как-то теперь это ордену удается при меньшем количестве цитаделей: их осталось не более трети. А вот в поместьях лордов башни вестников сохраняются и зеленые клиры в услужении состоят, как и раньше.

Олвин задумался. О братстве он знал немало. Лазутчик, замеченный им на стене замка лорда Брекенриджа, был не кем иным, как вестником. Однако картина вырисовывалась странная. Цитадели ордена были не просто символом, но и инструментом его могущества. Столь большое королевство, как Гринвельд, не могло жить без услуг ордена: рассылки грамот, писем и новостей. Орден обучал лисиц, голубей и соколов, а иногда и альбатросов переносить свиток из одной цитадели в другую, не отвлекаясь по пути на поиск пищи. Были и люди-вестники, дававшие обет молчания, обученные передвигаться скрытно и защищать грамоты от посторонних посягательств. При надобности даже съедать эти грамоты и выдерживать пытки. Прыгать с дерева на дерево, скрываясь от преследователей или ловя заблудшую вестовую птицу. Лазать по стенам, двигаться быстро, ловко и бесшумно. Именно этим объяснялось богатство ордена, который в обмен на звонкую монету доставлял любое послание. К тому же орден умел хранить тайны: иногда послания передавались устно. Ни одна крамольная мысль, секрет, пикантная подробность никогда не покидали стен цитаделей. В случае надобности лорд обращался к клиру от братства вестников, тому, что носит зеленую рясу и бронзового сокола на груди. Клир отправлял голубя в ближайшую цитадель, и там принимали решение, каким способом лучше и надежней доставить письмо, либо посылали вестника к лорду, ежели тот желал отправить устное сообщение. И послание пускалось в путь — от цитадели к цитадели. Начиная уставать, конь вестника, лисица, голубь или сокол достигали очередной цитадели, а оттуда послание несли уже другие. Магистр ордена обладал огромной властью, сопоставимой с королевской, и сам правитель Гринвельда не имел права потребовать от магистра выдачи того или иного послания. Но если в них обнаруживалась некая угроза престолу и королевству, то магистр сам, в кругу верховного конклава ордена, решал, как быть. А теперь, выходит, магистр отказался от большей части Цитаделей, дававших ему такую власть. Почему? Что побудило его сделать это? Поскольку в услугах вестников нуждалось все население королевства, содержание цитаделей, их людей и животных вполне себя оправдывало и казна ордена получала неплохой доход.

— Зачем магистру это понадобилось? — Олвин задумчиво потер подбородок.

— Нам, простым клирам девятого пера, не докладывали о причинах. Нас попросили остаться тут. Многие вестовые птицы да лисицы по привычке забегают в покинутые замки. Мы и согласились. Чего нам? Годы уже не те. Считай, с почетом на покой ушли. Своя башня, опять же.

— И вся из-за тебя провоняла, — проворчал Горган.

— Заткнись!

— А кто нынче верховный магистр? — спросил Олвин.

— Созомен Вульдегорн. — Родвин почесал в затылке. — Ежели не помер еще. Его поставили после войны с островом, за особые заслуги в том походе перед королевством и орденом.

— А резиденция престола его тоже продана?

— Как же! — Горган поморщился. — Продаст он ее! Все там же.

— Где? — Тоот бросил взгляд на старика.

— Где положено. В Лютеции.

Олвин удовлетворенно хмыкнул и отпил еще вина. Что ж, хоть тут полный порядок, и он теперь может точно проложить свой маршрут.

— Ясно. Ну а как вообще королевство? Что слышно о странствующих?

— А ничего. Течение, хвала богам, не так часто меняется, чтоб эти изверги могли приблизиться.

— А король? Что о короле говорят?

— Хлодвиг-то? А что о нем сказать — король как король. В руках скипетр, на башке корона. Он, конечно, не чета Дэсмонду, мир его праху. Излишне мягок, я думаю. Король все же должен быть королем, а не нянькой. Говорят, он союз решил заключить со скифариями.

— Даже так? — хмыкнул Олвин. — Добрый, значит, король?

— До-о-о-брый, — протянул Родвин, взяв очередную виноградину.

Олвин кивнул и тоже протянул руку к плодам в чаше. Та вскоре опустела, и стало видно, что на дне ее изображена карта мира: ведь мир, обитаемый людьми, имеет форму чаши, из которой вкушает сам Первобог. В центре ярким зеленым пятном был изображен Гринвельд, с востока подпираемый темно-зеленым Змиевым лесом. За лесом — тонкая извилистая полоса Змиева вала. Дальше — серые земли Скифарии. На север от Гринвельда — беловерхие пики горной гряды, Цитадель Богов, за которой черно-белые Запретные земли. На юге в земную твердь щербатым лезвием тупоносого криса врезается Срединное море, еще дальше — желтая Тассирия, а вокруг — красноватые и оранжевые пятна вольных городов. Южнее Тассирии, у самой кромки чаши, шла алая полоса — владения пеших драконов. На западе бирюзовый океан Предела, в который упирается огромный Волчий мыс, омываемый с севера Жертвенным морем, а в нем темнеет коричневый и мрачный Мамонтов остров. На западной кромке чаши из океана торчат крохотные синие пики Драконьего хребта — архипелага, за которым мир кончается. Где-то между этих пиков пролегает прерывистая алая полоса, обозначающая путь Странствующего королевства.

— Это что же, досточтимые клиры, карта у вас?

— О да, — кивнул Родвин. — Наш грешный мир, как он есть. Можешь взирать на него и представлять себя отцом двенадцати богов. Он также видит нас сверху.

— Ага, — фыркнул второй клир. — Представь себя Первобогом на миг.

— Не святотатствуй! Еретик!

— Неверна ваша карта, — усмехнулся Олвин, подбросив в руке крупный апельсин.

— Ну, она не точная. Приблизительная. Больше для красоты…

— Даже приблизительно. Она в корне неверна. — Гость мотнул головой.

— Это почему же?

— Для начала, наш грешный мир не имеет форму чаши. Сколько к горизонту ни иди, края не увидишь.

— Горизонт и есть край, бестолочь! — воскликнул Горган.

— Ну да. — Олвин засмеялся. — Вот пойдете на восток: поля изумрудные цветами пестрят, волнами холмы расходятся. Рощицы, деревушки, речушки шелестят, бликами солнечными играют. А как дальше к горизонту двинете, так и встанет пред вами Змиев лес, а дальше опять горизонт, а за ним земли скифариев. Где же край?

— Вот за ними и край!

— А кто видел-то его? — смеясь, продолжал Олвин. — Вот. — Он вдруг протянул руку с апельсином на ладони. — Так выглядит наш мир.