Стальные небеса - Ирина Владимировна Котова

но говорить отказался категорически. Его состояние мониторят, ночью провели осмотр, врач доложил, что он удивительно быстро регенерирует.

— Не боитесь допускать врачей?

Тандаджи едва заметно пожал плечами.

— Мы все рискуем, Мариан, сам знаешь, работа у нас такая. Врачи управления понимают, что работают с преступниками. Естественно, уже имея опыт задержания Смитсена, который разрушил нашу защиту, как картонную, мы перестраховались, как могли: Львовский обездвижен, помещен в специально подготовленную для темных камеру с усиленными стенами и двойными дверями, в которую при необходимости можно пустить газ. Вдобавок, пока Львовский был без сознания, над ним провел стабилизирующий ритуал служитель Триединого. То есть неосознанно он выпить никого не сможет, а вот что касается осознанной подпитки — тут мы слишком мало знаем о возможностях темных. Поэтому и не допускаем к нему магов. Если выпьет кого-то из врачей, следователей или агентов, будет прискорбно, но малое количество энергии ему не поможет выбраться.

Запись остановилась.

— Еще раз, господин полковник? — спросил оператор воодушевленно. Недавно принятый на постоянную работу из стажеров, с торчащими волосами, долговязый и молоденький, он явно хотел еще раз увидеть огнедуха, раздувшегося до стен, как фигурный воздушный шарик.

— Достаточно, — проговорил Тандаджи. — Сделайте копии, Ве́сенцев, исходный накопитель нужно вернуть в службу охраны ее величества.

— Так точно, — разочарованно пробормотал оператор и потянулся за чистыми кристаллами-накопителями, что стояли тут же, в «сотах».

Они не успели дойти до кабинета, когда Тандаджи позвонили с тюремного этажа и доложили, что задержанный пришел в себя после медицинского сна. И первое, что он сказал, — что готов говорить.

Господа полковники и принц-консорт спустились вниз на подземный этаж, где, помимо Львовского, в камерах находились и задержанные иномиряне (в том числе тха-нор, с которым в данный момент работала Люджина), и те, кто участвовал в заговоре Соболевского, раскрытого еще Кембритчем, и многие другие, чья судьба была незавидна и печальна.

Через широкое смотровое окно, усиленное магическим щитом, было прекрасно видно камеру, а у стекла был расположен наблюдательный пункт с системой управления дверями, вентиляцией и прочими функциями.

Темный лежал лицом вниз на медицинской койке. Руки и ноги его были пристегнуты к койке наручниками, спина была покрыта оранжевой восстановительной пеной, к вене вела капельница. Там, где пена впиталась, видны были страшные ожоги. Но уже подживающие, хотя у обычных людей сейчас шла бы стадия омертвения и интоксикации. Он не спал. Зеленые глаза болезненно и равнодушно смотрели в сторону стекла.

Тандаджи нажал кнопку на панели и склонился над микрофоном.

— Доброе утро, господин Львовский, — проговорил он, и задержанный дернулся, лицо его тут же искривилось от боли. — Полковник Тандаджи. Мне сообщили, что вы передумали за ночь и готовы добровольно пообщаться со следствием.

Глаза темного остановились на стекле. Он помолчал. Сглотнул и облизал сухие потрескавшиеся губы.

— Я хочу пить.

— Конечно, — ласково сказал Тандаджи. — Во время разговора и попьете.

— Нельзя, — прошелестел Львовский, тяжело дыша. — Нельзя. Я проклят. Только капельница.

— Все зависит от вашей сговорчивости, — подтвердил тидусс.

Темный несколько раз судорожно дернулся, с хрипами. Смеялся.

— Вы все мне дадите, даже если я буду молчать. Вам не нужна моя смерть.

— Жизнь может быть хуже смерти. Болезненнее так точно, — равнодушно проговорил Тандаджи.

— Да-а, — снова засипел-засмеялся заговорщик. — Но я все равно не расскажу вам много. На мне блоки, которые могут снять всего несколько человек в мире. Вы о нас ничего не узнаете. Как это я попался, а? Все было продумано идеально…

— И вы нам про это расскажете, — подсказал Тандаджи. И вдруг, обернувшись на звук поспешных шагов, склонился в поклоне — как и Стрелковский.

По тюремному коридору мимо камер к смотровому стеклу шла ее величество Василина Рудлог — одетая в светлые брюки и мягкий свитер под горло, с волосами, просто забранными в хвост. Лицо ее было немного сонным. За ней следовали бледные гвардейцы.

— Полковник Тандаджи, полковник Стрелковский, — приветственно кивнула она.

Байдек шагнул навстречу, взглядом размазав подчиненных по стенке, и Василина мягко взяла его за руку.

— Не ругай их, — шепнула едва слышно, — я запретила им звонить тебе. Ты был бы против.

— Я против, — подтвердил он сдержанно. — Я провожу тебя обратно.

Господа полковники, как и сотрудники наблюдательного пункта, и охрана камеры, застыли со склоненными головами, готовые к семейной сцене.

— Хорошо, — сказала она так же тихо. — Только дай мне взглянуть на него. Я хочу увидеть человека, который хотел меня убить. Понимаешь? Это как посмотреть в лицо своему страху.

— Да, — коротко и тоже почти неслышно проговорил принц-консорт. — Но ты будешь говорить мне о таких желаниях, Василина.

— Да, — повторила она, слабо улыбаясь ему, и он не выдержал — поднес ее руку к губам, поцеловал с нежностью, прикрыв глаза и чувствуя, как дрожат уже его руки.

Окружающие продолжали делать вид, что их здесь нет.

— Она здесь? — раздался искаженный динамиком голос Львовского. — Королева? Я чувствую… чувствую ее ауру, как в лазарете… сколько силы. Какое искушение…

Василина встала перед окном, глядя на обожженного темного, который сжимал и разжимал руку у лица и шарил полубезумным взглядом по стеклу.

— Здесь, — выдохнул он. — Ваше величество… а я ведь видел вас… Когда пол в коридоре мыл, а в палату заходили врачи. Мне сказали, вы закрыли портал на Севере. Да… Такая маленькая. Мне было бы жаль, если бы вы умерли.

Василина молчала, крепко сжимая мужа за руку и вглядываясь в искаженное болью лицо Львовского.

— Но бомбу вы бы все равно прикрепили, — проговорил отмерший Тандаджи, в котором следователь взял вверх над тактичным верноподданым. Почтение почтением, а пока преступник говорит, нужно его в этом поощрять.

— Прикрепил бы, — прошептал темный, — и взорвал бы. Но мне было бы жаль… Хорошо, что уже не нужно.

Он что-то еще шептал себе под нос. Глаза горячечно блестели.

— Идем, — едва слышно приказал Байдек, и Василина беспрекословно шагнула за ним.

— Ваше величество, — прохрипел в динамике Львовский, — не закрывайте второй портал. Не закрывайте портал! Иначе Черный Жрец не сможет вернуться!

Она оглянулась — но не стала просить Мариана остановиться.

— Не закрывайте портал, — просил темный, когда они шли к лестнице. — Не сейчас!

Он замолчал, тяжело дыша, только когда королевская чета поднялась наверх. По лицу его тек пот. Львовский некоторое время вглядывался в стекло, затем выругался с отчаянием, закрыл глаза.

— Вы вчера наотрез отказывались говорить. А сегодня согласились, — проговорил Тандаджи невозмутимо. — Почему?

— Потому что нельзя закрывать порталы, — прошептал темный с закрытыми глазами. — Как мне еще донести это до вас? Чтобы вы рассказали другим… в других странах.

— А вчера можно было? —