Полночная любовница - Никола Корник

Взгляд Меррин зацепился за какой-то предмет. Ее дневник лежал не на стопке книг около кровати, а на мягком кресле, где сидел Гаррик. Она схватила книжечку. Из нее выпал листок.

Почерк Гаррика – твердый и размашистый такой, как она себе и представляла.

«Любовь и война – это одно и то же, и в любви, как на войне, надо прибегать к хитростям и ловушкам» [8] .

Сервантес. Она невольно улыбнулась, узнав цитату из «Дон Кихота». Меррин много лет жила постулатами о войне и мести. И ничего не знала о любви.

Взгляд ее упал на вторую строчку записки.

«Умоляю, не тратьте время на стихотворные сочинения, леди Меррин. Они действительно никуда не годятся».

Гаррик прочел ее стихи. Да как он посмел. Меррин покраснела от унижения. Она и без него знает, что пишет ужасно.

Девушка бросила записку в огонь и стала смотреть, как бумага корчится и чернеет.

Меррин уже собиралась позвонить горничной, чтобы та помогла ей раздеться, как вдруг увидела новую книгу. У нее такой не было, это было новое издание «Мэнсфилд-парка». И на нем тоже лежала записка.

«Боюсь, ваша книга необратимо пострадала, так что примите, пожалуйста, ей замену».

Меррин не желала получать подарки от Гаррика Фарна. Она ничего от него не хотела. И считала, что ясно заявила об этом сегодня утром в конторе его адвоката. Но теперь ей все-таки придется один принять. Она не могла выбросить книгу. Это просто невозможно. Что-то другое она бы отправила в огонь вместе с запиской. Меррин неохотно поставила книгу на полку, стараясь не думать о человеке, который подарил ее.

Вторую ночь кряду она провела без сна с открытыми глазами.

Флитская тюрьма оказалась куда лучше, чем предполагала Меррин. Живое воображение рисовало ей стаи крыс, сырые стены и заключенных, орущих, чтобы их выпустили. Но в реальности не было ничего похожего.

Полы чисто выметены, стены сухие, и везде стоит тишина.

Ей пришлось немного повременить со своими планами из-за внезапно возникшего накануне визита к мистеру Черчварду, однако она была решительно настроена претворить их в жизнь и разыскать доктора, который присутствовал при дуэли ее брата и Гаррика. Из всех свидетелей ей удалось найти только его. Меррин не сомневалась, что его подкупили, и намеревалась узнать, что именно тогда произошло. Вчерашнее столкновение с Гарриком ничуть не поколебало ее решение. Напротив, странным образом оно лишь усилило ее желание узнать правду. Хотя сейчас Меррин боролась не только с собой, но и с Гарриком, точнее, со своим непреодолимым влечением к человеку, которого она терпеть не могла. Испытывая столь противоречивые чувства, девушка казалась себе наивной и глупой; сердилась на Гаррика, сердилась на себя.

Сбежать из дома на Тависток-стрит тоже было приятно, несмотря на то что мало кому пришло бы в голову добровольно прогуляться по Флит-стрит. Предложение Гаррика о передаче сестрам долга и поместья их отца, а также ста тысяч фунтов, вызвало серьезные разногласия между ними. Меррин практически перестала общаться с Тэсс – сестра не могла понять, как Меррин может отказываться от денег Гаррика, и уже весело планировала, на что их потратит. При мысли о ее жадности Меррин ощутила во рту горький привкус.

Этим утром Джоанна тоже согласилась принять деньги. Но Джоанну было понять легче, Меррин знала, что она имеет на то свои причины. Джоанна тоже была предана родовому поместью, но не потому, что, как Меррин, любила дом и сельскую жизнь. Для нее это была последняя ниточка, связывающая ее с отцом и Стивеном. Кроме того, Джоанна с Алексом были бедны, в отличие от богатой вдовы Тэсс. Алекс имел поместье в горах Шотландии, которое практически не приносило дохода и требовало постоянных вложений. И еще у него была кузина Чесси, в данный момент живущая у родственников в Эдинбурге, которую надо было обеспечить приданым. Да, Меррин могла понять, почему Джоанна решила принять это предложение, хотя ее собственное кровоточащее сердце и восставало против прагматизма сестры.

Камера доктора Саутерна находилась на третьем этаже, в глубине длинного коридора. Когда вошла Меррин, он сидел в одиночестве и читал, щурясь из-за тусклого света. Доктор напоминал растение, произрастающее в темноте: тщедушный, вялый, с серым лицом. Рядом с его рукой стояла бутылка с прозрачной жидкостью, и Меррин почувствовала невыносимую вонь алкоголя. Когда тюремщик пропустил ее в камеру – она заплатила ему за эту привилегию шесть шиллингов, – Саутерн поднял голову и уставился на нее бесцветным, рассеянным взглядом. Сидеть здесь было негде, кроме как на убогом соломенном тюфяке, и Меррин опустилась на колени на твердый каменный пол рядом с его стулом.

– Доктор Саутерн? – позвала девушка. – Меня зовут Меррин Феннер. – Она нерешительно замолчала. Меррин надеялась, что доктор вспомнит ее, но тот никак не отреагировал. Значит, выбора у нее нет – придется проявить терпение.

– Вы должны помнить моего брата Стивена, – продолжила она. – Помните, Стивен Феннер?

Меррин поняла, что все безнадежно, еще до того, как услышала ответ. Сердце у нее упало. Саутерн безучастно отвел взгляд и потянулся за бутылкой.

– Стивен? – пробормотал доктор.

– Стивен Феннер, – повторила Меррин. – Вы были в качестве доктора на дуэли, где он погиб.

– Дуэль? – Доктор, с трудом удерживая бутылку, поднял ее к губам. Вонючая жидкость потекла по подбородку, выплеснулась на рубашку. На Меррин пахнуло таким резко-сладковатым запахом, что у нее запершило в горле.

– Не помню никакой дуэли.

– Двенадцать лет назад, – напомнила Меррин. – Стивен Феннер. – Она уже начала отчаиваться. На дуэли – если она вообще была – присутствовали два секунданта. К этому времени один уже лежал в могиле, а другой находился за тысячи миль отсюда, вне пределов досягаемости. Этот человек, сидящий рядом с ней, оставался ее единственным свидетелем. Не считая самого Гаррика Фарна… – Пожалуйста, постарайтесь вспомнить, – шепотом попросила она.

– Не помню никакой дуэли, – повторил доктор, и Меррин поняла, что он просто не способен ничего вспомнить. У него тряслась голова, он выглядел беспокойным и потерянным. Его рука задрожала; бутылка задела лежащую на столе книгу, и та упала Меррин на колени.

На внутренней стороне переплета стоял экслибрис: гербовый щит, железная перчатка и девиз: «Ne M’oubliez». «Помните меня». Даже без инициалов Г. Ф., написанных твердым почерком, Меррин поняла, чья это книга. Она отлично знала этот девиз. Он так подходил его владельцу.

Девушка задрожала. Значит, Гаррик Фарн и тут ее опередил. Он заплатил Саутерну за молчание. Может, даже этой бутылкой джина? Теперь, уж конечно, доктор ничем ей не поможет. Он слишком пьян, слишком забывчив, слишком недосягаем, несмотря на то что сидит рядом. На секунду ею овладели ярость и отчаяние. Гаррик снова оказался на шаг впереди нее. Неужели она навечно обречена бегать за его тенью?