Берия. Арестовать в Кремле - Анатолий Сульянов

— Потерпят! — хозяин небрежно махнул рукой. — Не я ваших людей задерживаю, а военные. Они написали кучу замечаний. Кабину штурмана требуют перенести вперед, установить еще одну огневую точку.

— Но эти доработки можно сделать в нормальных условиях! — Туполев едва сдерживал себя. — Я даю вам обещание все исполнить в установленный срок.

— Давайте договоримся так: срок — два месяца, а за мной дело не станет. Товарищ Сталин требует запустить 103-ю в серию через год. Не позже, — Берия стукнул ладонью по столу. — Идите, Туполев!

Туполев едва поднялся и, понурив голову, медленно вышел из кабинета наркома НКВД.

Поздно вечером, когда большинство «попок» улеглись спать, Андрей Николаевич, нарушая установленный порядок, собрал взбудораженных зэков в спальне.

— Мне нечего от вас скрывать — дела наши с вами отнюдь не радостные, — начал Туполев, глядя на помрачневшие лица конструкторов. — Мы дали стране новую хорошую машину. И это главное! Из всего того, что мне довелось услышать, я сделал два вывода: война стала еще ближе, и наш бомбардировщик очень нужен Красной Армии, и второе — мы с вами обязаны довести 103-ю до нужного качества. Вы уже знаете о переносе кабины штурмана. Необходимо установить еще одну огневую точку, бензобаки большей емкости, наружную подвеску двух однотонных бомб, заменить двигатели Микулина на двигатели воздушного охлаждения Швецова. Все это надо сделать в короткие сроки — через год в воздух с конвейера должна подняться новая модель 103-й.

— Это же нереально! — не выдержал кто-то из зэков. — А чертежи для заводов когда делать?

— Все зависит от нас с вами. Придется работать ночами. Как тогда, в Болшево. Поймите, никто, кроме нас, не может спроектировать и построить такой бомбардировщик. Никто! А это наш с вами вклад в обороноспособность Родины. Мне понятны ваши обиды — о них я сказал кому следует. Надо сцепить зубы и трудиться! Мы еще не в самом худшем положении. Я прошу вас с завтрашнего дня приналечь, не дать обиде заполнить наши измученные души. Я уверен в каждом из вас, уверен в коллективе. Ставлю перед вами и перед собой задачу, которую никто, кроме нас с вами, не выполнит. Все обиды в сторону! Давайте вложим в новую машину все свои способности, весь свой талант. Времени у нас в обрез, но надо все сделать в срок. Нельзя нам в войну оставаться арестантами, нельзя нам воевать в цепях! Я очень надеюсь на вас, други дорогие… Очень.

Не все сразу включились в активную работу — сказывалось расслабление, явившееся следствием многомесячного ожидания свободы, теперь рухнувшего в одночасье. Туполев обходил рабочие места, поддерживая тех, кто подолгу безучастно смотрел на чертежи, кто уединялся в дальние углы большого помещения, оставался на ночь у чертежных досок. По требованию Туполева зэкам поздними вечерами стали выдавать дополнительный паек: чай, хлеб, сахар, курево. Старик теперь редко уединялся, чаще оставался с людьми, подолгу беседуя с ними, а то и просто сидел рядом. Не оставлял он и группу Мясищева, работавшую над дальним бомбардировщиком — проект 102, высказывал советы Владимиру Михайловичу по самым различным проблемам — машины Туполева по дальности превосходили многие самолеты Германии и Америки. 102-я рождалась в муках и спорах, но было ясно, что и она вобрала в себя все то лучшее, что было в самолетостроении.

Необходимость в скорейшем обновлении самолетного парка, особенно после войны в Испании, знакомства с ВВС Германии, заставила отпочковать от зэков еще одно конструкторское бюро — Д. Томашевича, приступившее к конструированию скоростного истребителя — проект 110. В бюро сразу проявил себя импульсивный Роберт Бартини, приехавший в СССР из Италии в 1923 году, построивший перспективные самолеты ДБ-240, перехватчик Р-114, арестованный в 1937 году «за связь с Муссолини», не расстававшийся с логарифмической линейкой, сыпавший необычными, часто весьма оригинальными предложениями по самым различным направлениям конструирования. И здесь советы Туполева были, как всегда, необходимыми и своевременными.

Работы по ЮЗУ — так назвали новую машину Туполева — шли днем и ночью, без перерывов, и даже в воскресные дни зэки трудились с полной отдачей.

Весной сорок первого года, за три месяца до начала войны, ЮЗУ с моторами АШ-82, дополнительной огневой точкой, баками большей емкости, бомбами внешней подвески выполнила первый полет. Нюхтиков и Акопян снова хвалили машину, не преминув заметить, что максимальная скорость снизилась после доработок на 50 километров: сказались утяжеление машины, большой «лоб» моторов АШ-82, доработки фюзеляжа. Испытания шли интенсивно, но… с опытного аэродрома неожиданно пришла страшная весть — ЮЗУ разбилась! Нелепо погиб штурман Акопян: при покидании кабины он зацепился лямкой парашюта за одну из деталей фонаря и упал вместе с самолетом на землю.

Прошло несколько дней, и упала «сотка» Петлякова. Горящий самолет при падении врезался в группу гуляющих детей… Обожженный и раненый экипаж «сотки» тут же был арестован и отправлен под охраной в больницу НКВД. В недрах НКВД рождается версия о преднамеренных ошибках ЦКБ, злом умысле и даже диверсиях.

Начались допросы, усилилась слежка. Старик, заложив руки за спину, молча ходил вдоль окон, беспокойно поглядывая то на зэков, то на входные двери — ждал вызова на допрос. Люди сникли — желанное освобождение снова отодвигалось на неопределенный срок, более того — могут последовать карающие удары, а это было в недавнем прошлом, когда часть зэков ни за что ни про что направили на лесоповал в северные районы. Многочисленные эксперты таинственно шептались, высказывая друг другу свои предположения двух катастроф. В расследовании участвовали и ученые, склонные рассматривать катастрофы как следствие воздействия статического электричества из-за упущений в металлизации всех агрегатов самолета.

Спас рядовой инженер — при исследовании топливной системы он обнаружил течь бензина из ниппеля манометра. Казалось, НКВД снимет все подозрения и начнутся рабочие будни, но подозрения продолжались, люди душевно страдали, опасаясь худшего… Туполев в который раз шел к представителям НКВД, доказывая абсолютную вздорность подозрений.

— Горят при испытаниях машины Мессершмитта, Фоккера, Сикорского, падают «Харрикейны» и «Спитфайеры». Это авиация! Невозможно в экспериментальной машине довести до оптимального состояния тысячи кранов, приборов, насосов, трубок, переключателей. Поймите, что бензин вспыхивает от искры! А на самолете тысячи литров бензина, десятки искрообразующих агрегатов: электромоторов, генераторов, насосов! Скажите же людям, что они могут спокойно работать. Это главное. Надо успокоить людей. Иначе все остановится. 103-В уже в металле.

Туполев отчетливо понимал, что человек тогда может плодотворно работать, когда он спокоен, не раздражен, настроен на активную деятельность, ему никто не мешает мыслить. И он, как мог, способствовал созданию элементарного комфорта для конструкторов и инженеров.

Неоднократные убеждения Туполева подействовали на работников НКВД: уменьшилась охрана, исчезли следователи, прекратились ночные вызовы. Постепенно жизнь зэков вошла в обычную колею — новая машина 103-В со стапелей встала на «ноги».