Венерин башмачок - Алина Знаменская

— Лиза, ты же знаешь, я никому ничего не скажу. Мне ты можешь доверять. Он изменяет тебе? Он не дает тебе денег? Или ты все придумала про большой двухэтажный дом, а на самом деле вы живете в хижине, в племени чернокожих дикарей?

Андрей пробовал шутить, но краем сознания боялся попасть в точку. Мать, например, давно успела взрастить в душе манию всяких ужасов, подстерегающих дочь в Африке. Недавно ее угораздило наткнуться на статью о русской девушке, вышедшей за африканца и теперь живущей в типичной африканской деревне, без воды и нормальной кровати. После этой статьи мать подпрыгивала целую неделю. Поэтому Лизка со своей проблемой звонит не матери, а брату! Что-то серьезное…

— Или… что-нибудь… с ребенком? — От пришедшей внезапно мысли затылку стало горячо. Как он не подумал! Там же другой климат!

— Н-нет, — выдавила Лиза и заговорила быстро, словно боялась, что в комнату зайдут и помешают ей: — Ты понимаешь, Андрей, я не говорила вам. Это так ужасно… Я никак не могу к этому привыкнуть. Я не одна у Умару! У него уже, оказывается, есть жена. Старшая жена, представляешь? Он ничего не говорил мне. А когда мы приехали, то… Я сначала думала, что это какая-нибудь двоюродная сестра или еще там кто-нибудь. У них в доме живут все родственники, я долго не могла запомнить, как кого зовут. Мы жили со всей его родней. А потом, когда на нашей половине закончили ремонт, мы туда переехали, и… и она — с нами! Я только тогда поняла, в какое положение попала, Андрюша! Я уже была беременна. Она, все время на меня так смотрит…

У Андрея сжалось сердце. Пересохло во рту. Господи, ну почему это случилось с его сестрой?! Так банально и пошло, что хоть кричи. Что он может сказать ей?

— Лиза! Лиза, ты говорила с ним? То есть, я хочу сказать, он там что себе думает?

— Понимаешь, Андрюша… Тут все по-другому… У них свои правила. Он вообще не понимает, в чем проблема. Он считает, что я капризничаю и что меня избаловала мать.

— Тебя — избаловала… — Внутри у Андрея словно запрыгали термобигуди. Ну, попадись ему этот Умару! Это Лизку-то избаловали? Да ему бы Кристинку, она бы их табор быстро разогнала! — Почему она живет с вами9 Неужели ничего нельзя сделать? Он же говорил, что разведен?!

— Ну да. У нее детей нет, и он говорит, что я принесу ему первенца и буду главной женой. А если я рожу много, то он больше не женится…

— Много? Много — это сколько? — Андрей тщетно пытался представить Лизкину многодетную африканскую семью. На том конце провода что-то невнятно пробормотали. — Лиза! Ты там не поддавайся! У тебя есть семья, у тебя есть дом, ты об этом помни! Если тебе там плохо, прилетай домой! Наплюй на эту Африку, мы вырастим твоего ребенка сами!

Все свое кипение, весь свой пыл Андрей постарался вложить в эти слова. Если бы он мог приехать в эту Африку и оградить сестру от страданий! Если бы мог!

— Спасибо, Андрюшка, — остановила его сестра. — Ты только, пожалуйста, маме не говори ничего, а? Поцелуй от меня Кристину… Мне правда полегче стало, как с тобой поговорила…

И в разговор вклинились противные длинные гудки.

Андрей попытался представить сестру. Как она сидит в своей спальне в большом белом доме, в окна видны верхушки финиковых пальм, а посреди двора бьет фонтан.

* * *

…Лиза сидела на белом шелковом покрывале. Оливковый телефон смотрел на нее сочувственно, но — беспомощно. Что он мог?

Сквозь решетку жалюзи и паутину москитной сетки она видела полосы пальмовых листьев и длинную рыбину автомобиля Умару. Все казалось сном, от которого нельзя проснуться. Разговор с братом окончательно обессилил ее. Она прилегла на покрывало, щекой ища прохладу. Но даже шелковые простыни не давали ей этого ощущения. Ребенок вовсю шевелился, он всегда чувствовал, когда она нервничает. Она закрыла глаза. Ну что ж, ей и правда полегче. Часть груза она переложила на брата, теперь он знает и будет переживать за нее. Пусть. У Умару здесь столько родни, свои отношения, нарушить которые — ни Боже мой! И они горой друг за друга. А она — одна, совсем одна в чужой стране. Ни родни, ни подруг… Ну что ж, у нее есть брат, который теперь все знает…

Лиза почувствовала, что ребенок поверил в ее расслабленность и тоже размяк, затих. Они задремали.

Она даже не поняла, успела она заснуть или нет, только из полудремы ее выдернул звук. Почти неуловимый звук, подобие шороха. Но Лиза тотчас вынырнула из дрожащей мари полусна и поплыла назад, в явь. Она не открыла глаз, а только сделала шторку из ресниц и за полупрозрачной, рифленого стекла стеной увидела силуэт. Не нужно было обладать богатой фантазией, чтобы догадаться, кто это. Осторожная грация пантеры, прямая спина гордая постановка головы.

Первая жена Умару стала Лизиным кошмаром и вполне могла присниться, но Лиза твердо знала, что это не сон. Под ногами грациозной Адамы скрипнула циновка. Лиза видела, как Адама протянула руку. Неужели она подвинет дверь и войдет к Лизе в спальню! Только этого не хватало! Эта женщина чувствовала себя хозяйкой и расхаживала по всему дому, командуя прислугой благо та плохо понимала Лизин английский. Но войти Лизе в спальню!

Лиза не пошевелилась. В ней боролись страх и любопытство. Что станет делать Адама в ее спальне? Дверь бесшумно отъехала. Черная пантера помаячила в проеме двери и двинулась вдоль прозрачной стены, стараясь не шуметь. Нужно отдать ей должное, она была бес шумна, как кошка, ей и стараться было не нужно. Она и родилась с этой дикой грацией и манерами ласковой хищницы.

Адама обошла кровать, и Лиза сразу почувствовала дуновение прохлады. Не открывая глаз, поняла: Адамка включила кондиционер. Какая забота! И это после их утренней стычки! Лиза не собиралась с ней разговаривать и поэтому лежала, наблюдая за соперницей из-под полуприкрытых ресниц.

На стуле возле кровати лежал кремовый пеньюар, который Лиза надевала по утрам, провожая Умару на работу. Пеньюар Лизе очень нравился. И нравился, видимо, не только ей. Адама остановилась и, секунду помедлив, потрогала пальцами оборку. Лиза почему-то была уверена, что Адама сделает какую-нибудь пакость. Например, выльет на пеньюар пузырек зеленки или отрежет завязки. Но Адама сделала другое — она взяла пеньюар и выскользнула с ним из комнаты. Лиза чуть не вскрикнула ей вслед. Но — сдержалась. В широкий дверной проем ей хорошо было видно, что происходит в соседней комнате. Адама накинула на себя Лизин пеньюар и стала смотреться в зеркало. Зеркала в комнате висели повсюду, поэтому Лизе были видны ее отражения. Смуглая кожа Адамы казалась еще чернее, оттеняемая кремовым. Лиза должна была признать, что негритянка красива. Своей, местной, африканской, красотой. На Лизу она смотрит как на заморскую экзотическую птицу и не прочь примерить чужое оперение.

Адама запахнула на себе пеньюар, прошлась, повернулась, производя руками свои характерные движения, и прищелкнула языком. Лиза собралась было «проснуться», прервать спектакль, но услышала раздававшийся на лестнице голос Умару. Он поднимался.

Адама замерла в позе обманчивого кошачьего равнодушия, и Лиза замерла, а точнее сказать — съежилась. Она и сама не смогла бы объяснить своего состояния. Она как бы попала в чужую игру и не могла поймать момент, чтобы выйти из нее.