Битвы Ренессанса - Владислав Добрый

Этот факт сам по себе может запустить виток депрессии, если о нем как следует задуматься, поэтому мы не станем.

Может показаться, итальянцы с их южным темпераментом, уже раз пять должны были друг друга вырезать. На самом деле мы просто смотрим всегда туда, где самое веселье. Если жить тихонько, никуда особо не встревая и сопая свои грядки с брюквой, то вполне можно было прожить жизнь, увидев все эти великие свершения только издалека, в виде колонн бредущих по дорогам армий. То туда, то сюда. Изредка прячась от фуражиров за стенами своего городка. Узнать о очередном великом сражении от проезжего паломника или торговца и рассказывать о нем своим детям. А дети могут вообще не застать на своем веку особых битв.

Объясняется это довольно просто — людей, занятых войной профессионально, было не так уж и много. Я напомню, в начале Столетней Войны, Англия насчитывала 5–7 млн. человек, Франция около двадцати. Это, правда, еще до чумы. Такая численность будет достигнута вновь только в районе 1653 года. Армии, сходящиеся в битвах, исчислялись несколькими десятками тысяч, даже если считать обе стороны. При этом, львиную часть обеих армий часто составляли уроженцы всего нескольких местностей. Таких как Брабант или Уэльс. Этакие «хабы» с наемниками. А другой львиный кусок приходился на иностранных гостей.

Конечно, много людей было в гарнизонах, полурегулярных ополчениях и частных армиях мелких и крупных магнатов. Тем не менее, их было вовсе не так уж и много. В статье о замках я разбирал подробней, сейчас повторю для тех кто не читал. Трудно поверить, но даже крупнейшие замки удерживались буквально несколькими десятками солдат. Включая как рыцарей так и простых воинов. Эти гарнизоны, конечно же, усилялись в случае прямой опасности, но все же, это весьма показательно. Если сравнить с общим числом населения, то сейчас в России учителей больше, чем в Европе профессиональных военных в средневековье.

Конечно, в условиях средневековья, столкнуться с насилием можно было и без особой войны. Так сказать низовое насилие, на бытовом уровне. Просто быть зарезанным по дороге в церковь, во имя древней кровной мести или оказаться убитым агрессивным соседом за спорную яблоню — ситуация, надо думать, распространенная. Может даже куда более распространенная, чем в странах славящихся этим сейчас. Но такое насилие, как мы видим по современным работам социологов, само общество обычно достаточно успешно купирует.

Еще показательный момент. Из той же социологии мы знаем, что как правило то или иное явление, которое вдруг вызывает общественный отклик, редко появляется из ниоткуда. Скорее всего оно всегда было, но вдруг стало заметным. Например, потому как совершенно неприемлемо.

Хороший пример для современности, это вопрос о том, можно ли бить детей. До недавнего времени и вопроса-то такого не стояло.

Хороший пример для Италии XIV века — резня в Чезене.

С одной стороны, я постоянно читаю о вырезанных из беременных женщин детях, отрезанных лицах, отрубленных руках и прочих зверствах наемников. Есть в источниках и рассказы об обезлюдевших местностях, в которых всех убили. Но вот приходят бретонцы, и действительно вырезают целый большой город — и это событие буквально шокирует итальянцев.

Все же, до этого у итальянцев, видимо было так не принято. Ключевое тут, «у итальянцев».

Григорий XI, в быту Пьер Роже де Бофор, был человеком выдающимся. Уже в 18 лет он получил епископат, благодаря своему труду и скромности. То, что он приходился племянником функционирующему на тот момент Папе Римскому просто совпадение. По окончании университета Перуджи Пьер стал квалифицированным каноником и богословом, заслужив всеобщее уважение смирением и чистотой сердца. Да, именно так написано в его характеристике. Очевидно, он просто не мог не сесть на Святой престол. Но все это детали, скорее обычные для биографии столь выдающегося человека, как Папа Римский. Что важнее для итальянцев — он был француз.

Как и его предшественник. Как и его преемник. Не удивительно, ведь это времена «Авиньонского пленения пап» (с 1309 по 1377), когда Папы Римские жили в Авиньоне, на территории Франции.

Разумеется итальянцев это сильно возмущало. Но не так сильно, как сборища бандитсвующих понаехавших гастарбайтеров, бродящих по Италии.

Это был, буквально, рэкет. Открытием этой прибыльной ниши стала «Великая компания» Вернера фон Урслингена, которая перемещалась по Италии и стригла купоны. Известно, что в начале 1340-х годов эта успешная инновационная компания последовательно получила деньги от Чезены, Перуджи, Ареццо, Сиены и нескольких ломбардских коммун.

Разумеется, монополия была недолгой. Очень скоро на рынок вышли и другие компании.

Размах террора можно представить по записям довольно крупного города Сиены, расположенного в Тоскане.

Только между 1342 и 1399 годами, этот хорошо укрепленный и достаточно сильный город, был вынужден откупаться от мародерствующих банд 24 (!) раза.

Суммы от просто солидных, в 2 000 флоринов, до совершенно разорительных, в 32 000 флоринов.

Будет логично предположить, что менее богатые и хуже защищенные коммуны страдали сильнее.

Во второй половине XIV века, вдобавок к вспышкам чумы, регулярным неурожаям, добавились еще и неиллюзорные шансы быть ограбленным, изнасилованным и убитым случайной бандой безработных мародеров. Причём, необязательно в таком порядке. Это было как-то внове, и многим не нравилось.

Несмотря на то, что объективно, само по себе такое явление как кондотьеры, было чисто итальянским, и чисто статистически, среди них большинство было итальянцами — все же, наиболее одиозные и прославившиеся жестокостью наемники были не из Италии.

Медленно но верно среди интеллектуальных кругов Италии началась формироваться идея о том, что если бы у них была сильная страна со строгой властной вертикалью, то такого беспредела бы не было.

Для простого темного народа, все выглядело куда проще. Нужно было поступить простым и понятным образом, а именно — убить всех плохих. Которые, как вы понимаете, в основном не итальянцы, если не считать пары местных негодяев.

Но как это сделать? Наемники на то и наемники, что они могут делать то, что не могут сделать сами наниматели. И увы, одно дело устраивать жестокие поножовщины на ночных городских улицах и совсем другое соревноваться в профессионализме со сплоченными и опытными коллективами на их поле.

Тут был нужен герой.

И он пришел.

Его звали Муцио Аттендоло. Естественно он был простым итальянским парнем, который не стал терпеть несправедливость и поднялся против неё. Вернее, его вела судьба. Дело было так — Муцио пахал поле. А мимо проезжали джигиты, собравшиеся для праведной войны. И стали они говорить между собой про то, что Италия стонет под гнетом, и некому ей помочь. Всякие ужасы терпит. А вот такие как Муцио, ничего не делают. Муцио спрашивает, а что делать-то? Они ему и говорят — а давай с нами. Покажем.

Муцио хотел было подумать, но понял что нечем, поэтому положился на судьбу. Он взял в руки топор, встал шагах в двадцати от старого пня, и загадал так: «Если топор вонзиться, то значит судьба мне идти, Италию спасать». И метнул топор в пень. Топор вонзился. Выпряг Муцио коня из плуга и поехал вместе с незнакомцами. Было у него много приключений, в ходе которых вдруг выяснилось, что он сильный, умный, красивый и герой.

Пока остановимся на этом. Согласитесь, это хорошая история для завязки героического эпоса. Была ли она правдива? Конечно же, нет.

Семья Аттендоло жила в местечке Котиньола. Это селение, такое же древнее как и почти все в Италии, находится немного севернее Фаенцы в самом сердце беспокойной Романьи. Правда, к тому времени Романья уже была давно и прочно успокоена Святым престолом. В той мере, в какой необходимо, чтобы закрасить её на карте цветами Папской области.

Семья Муцио была и в самом деле не очень богатой. По меркам Флоренции. Возможно, они действительно сами обрабатывали землю. Но все истории о Муцио сходятся на том, что он украл из семьи коня, чтобы присоединиться к наемникам. А для этого нужно, по меньшей мере, иметь коня. А это не дешевое удовольствие.

Кроме того, сама Романья вообще, была в Италии тем особым регионом, про который трудно было сказать что-то плохое, не извинившись. Междоусобная вражда