Цеховик. Книга 1. Отрицание - Дмитрий Ромов

лучше профилактикой заниматься среди несовершеннолетних, тогда и разбираться не придётся.

– А ты матери не груби! – шевелит усами Рыбкин. – Это уж мне видней, есть в чём разбираться или нет.

– Ну разбирайтесь. Предлагаю, чтобы из-за стола никто не выходил, пока дядя Гена не разберётся. И есть лучше не начинать.

Говорю я добродушно и даже улыбаюсь, но взгляд становится ледяным. Что-то бесит меня этот дядя. Он отцом моим себя возомнил уже?

– Ну ладно, – снова вступает мама, – Геннадий Аркадьевич, открывайте шампанское, всё-таки праздник же.

Тот нехотя берёт бутылку и качает головой:

– Вот ведь! Учишь их, учишь, ночей не спишь, а они только и умеют, что грубить. По математике не успевают, водятся с хулиганами, понимаешь ли. Катиться вниз, туда, где сыро и тепло, очень легко! Сладко и даже приятно. А назад карабкаться очень сложно. Я тебе так скажу, Егорий, если бы не дружеское отношение к твоей матери…

Что было бы в отсутствие этого дружеского отношения, я узнать не успеваю, потому что в прихожей раздаётся звонок.

– А вот и тётя Валя, – говорит мама. – Пойду открою.

– Я открою, мам. Это, может, и не она вовсе.

Мама замирает, а я встаю из-за стола и направляюсь в прихожую. Это действительно не тётя Валя. На пороге стоит начищенный, наутюженный и благоухающий заморским ароматом, герой Анголы. Хорош, бравый вояка.

– Привет, – говорю я. – Здорово, что пришёл.

Отец снимает шинель. На груди орденские планки. Подтянутый, энергичный, красава, в общем, не то, что Рыбкин.

– Пап, – говорю я тихонько. – Там этот, участковый. Ты только уж постарайся не сорваться. Он, оказывается, редкостный мудила.

Отец пристально на меня смотрит и соглашается:

– Да знаю я его. Ты прав. Постараюсь.

– Добрый вечер! – говорит отец входя в комнату. – С наступающим вас. Аня, здравствуй. Геннадий. Это твоя дочь? Какая красавица. Невеста уже.

Наташка смущается, а её батяня превращается в статую. Не ожидал появления мужа? Хоть и блудного, но всё-таки.

– Так если на детей раз в пять лет смотреть, – наконец, скрипит он, – можно и не узнать в оконцовке.

– Ничего, дядя Гена, мы то его узнаем, не пропадём в общем.

Отец достаёт из пакета коробку конфет и протягивает маме. Она берёт их, не глядя на него. На стол он ставит бутылку виски. Ничего себе! Johnnie Walker, Red Label. Хорошо, что я не пьющий в последнее время. Явно из-за бугра бутылочка.

– Нам вражеского пойла не надо! – заявляет Рыбкин. – Лучше беленькой ещё ничего не придумали!

Я отворачиваюсь к телеку. Не хочу на рожу его смотреть. Лучше уж на панов Вотрубу, Гималайского, Зюзю и пани Зосю. Там показывают «Кабачок 13 стульев».

– Надолго к нам? – не унимается участковый.

– Думаю навсегда, – спокойно отвечает отец, не глядя на него.

Он смотрит на маму. Она раскладывает по тарелкам салаты. У нас сегодня ещё курица печёная ожидается и пельмени.

По ходу вечеринки и по мере высыхания бутылки, Рыбкин становится всё раскрепощённее. Отцу удаётся игнорировать его и поддерживать разговор. Приходит тётя Валя. Она тоже обалдевает от присутствия ветерана Анголы и не сводит с него глаз. В общем атмосферу назвать непринуждённой никак не получается.

Наконец, на экране появляется Кириллов и начинает поздравлять советский народ:

«Дорогие товарищи, друзья! Через несколько минут Кремлёвские куранты возвестят о наступлении нового, 1980 года. Уходящий 1979 год был для советских людей годом мирного творческого труда. Наша великая социалистическая Родина под мудрым руководством ленинской партии, её Центрального Комитета во главе с товарищем Леонидом Ильичом Брежневым продолжала неуклонное движение вперёд, к новым рубежам коммунистического строительства»…

Эти прекрасные слова ласкают мой слух. Бьют куранты и по случаю Нового года нам с Наташкой тоже наливают немного шампанского. Начинается «Голубой огонёк» и на экране мелькают пары, танцующие вальс.

– А почему у вас до сих пор телевизор чёрно-белый? – пьяно интересуется участковый, но ему никто не отвечает.

– А пойдёмте гулять! – предлагает Наташка.

– Вот и правильно, – говорит тётя Валя. – Надо погулять. Там столько миру наверное сейчас.

– Я не пойду, – отвечает Рыбкин. – Буду хоккей ждать. После «Огонька» ЦСКА с Канадцами играют.

– Это ещё нескоро, – говорит мама. – Успеем прогуляться.

– А я с удовольствием погуляю по праздничным улицам, – соглашается отец.

– Настоящие мужики, – кривится участковый, – не на прогулки с бабами ходят, а хоккей смотрят.

Видно, что Наташке очень неудобно за вышедшего из берегов папеньку, но мне его совсем не жалко.

– Настоящие мужики боевые награды получают, а не водку кушают, – замечаю я. – Тем более сейчас и возможность появилась. Афган ждёт настоящих мужиков.

– Егор! – одёргивает меня мама.

Феноменальная у меня способность заводить друзей. Но это по жизни так. Рыбкин смотрит на меня тяжёлым взглядом и тихонько бросает:

– Щенок…

Наконец, мы все встаём из-за стола и идём гулять в сторону главной площади города. Идёт и недовольный участковый. Народу много, кругом веселье, огни, люди поздравляют друг друга с праздником. У ёлки на площади большая горка и очередь из желающих покататься.

Мы с Наташкой становимся в эту очередь, и она берёт меня под руку. Не иначе, как шампанское в голову ударило. Взрослые остаются стоять в сторонке.

– Егор, а ты меня зачем тогда поцеловал? – спрашивает она.

Зачем? Не поцеловал, вообще-то, а чмокнул…

– Чтобы ты такой серьёзной не была.

– Только для этого? – разочарованно тянет она.

– Ну а для чего ещё люди целуются? – удивляюсь я.

– Да ну тебя, – она улыбается. – А ты на «Синьора Робинзона» ходил?

– Вчера ходил. А ты?

– Нет. И что, там эта негритянка прямо голая ходит?

– Ага, – смеюсь я.

– Красивая она?

– Егор!!! Сзади!!! – вдруг слышу я крик!

Я резко оборачиваюсь и вижу пробирающегося ко мне отца. Шапка слетела, а он, не обращая внимания расталкивает людей и движется ко мне сквозь толпу.

Я озираюсь, но не могу понять, что или кого он увидел. Из-за плотно обступающих нас людей мне не видно, что именно там происходит. Продолжая осматриваться я машинально задвигаю Наташку себе за спину.

И лишь, когда отец практически добирается до меня, группка парней расступается, и я вижу… Джагу. В его руке