Тайная схватка - Герман Матвеев

Иван Васильевич еще раз перечитал рапорт Трифонова о противогазе. Это был вторичный сигнал. Противогаз играл какую-то роль у банды, но не как противогаз. Трифонов был опытный, способный и наблюдательный разведчик и не мог ошибиться, придавая такое значение обыкновенному противогазу. Если противогаз или сумка его использовались немцами для хранения, переноса документов, оружия или чего-нибудь вроде этого, то это была удачная мысль. Почти все ленинградцы носили противогазы.

* * *

После третьего оползня у ребят пропала всякая надежда своими силами выбраться из подвала. Куча мусора под окном значительно выросла. Мальчики, стоя на битых кирпичах, которые они выгребли, уже свободно доставали до окна, но силы таяли, и работать становилось все труднее и труднее. Главное, они не знали, сколько же там, за окном, навалено этого мусора.

– Хорошо все-таки, когда люди вокруг, – сказал Степа после долгого молчания. – В прошлом году, помнишь, я тоже в подвале сидел, когда нас бомбой завалило. Воды по колено, думали, утонем; мертвецы кругом, а все-таки много живых людей было… И ничего. Я нисколько не боялся. Николай Васильевич тогда все подбадривал нас. Говорил, что не надо робеть, что потом, когда на свет вылезем из могилы, лучше жить станем.

– Никто не знает, что мы здесь, – глухо сказал Вася.

– Пускай не знают. Придет же он за противогазами? Не бросит их совсем. Как только услышим, что он идет, мы сразу в угол спрячемся. А когда пройдет к ящику, мы сразу дверь цоп… закроем.

– Зачем?

– Майору позвоним, – продолжал Степа. – И пускай он его, голубчика, тут накроет.

– А может, и не надо накрывать?

– Ну, тогда просто уйдем, – согласился Степа.

– А когда он придет? Может, через неделю.

– Ну так что?

– Ого! Неделю здесь сидеть? С голоду сдохнем.

– Человек может двадцать дней не есть и не пить.

– Кто тебе сказал?

– Я читал.

Так, разговаривая, они сидели на куче мусора.

– А вдруг нас Миша выручит?

– Откуда он узнает?

– Мы же сегодня сюда собирались. Узнает, что мы домой не вернулись, и придет.

– Когда узнает-то? Я замерз, Степа.

– Побегай. Или давай покопаем еще…

– У меня пальцы болят. Пощупай, как распухли.

– Ничего. До свадьбы заживут.

Надежда выбраться на свободу вспыхнула снова. Ребята залезли на кучу и с остервенением принялись за работу. Подвал наполнился шорохом, ударами падающих обломков кирпича, и за этим шумом мальчики не услышали приближающихся шагов.

– Руки вверх!

Ребята оглянулись. Луч фонаря ослепил, но дуло пистолета, направленное на них, они разглядели.

– Ну, живо! Руки вверх!

Руки сами потянулись вверх.

– Три шага вперед!

Ребята сошли с кучи.

– Ложитесь лицом вниз.

Ребята как подкошенные шлепнулись на пол и замерли. Луч скользнул в сторону, обшарил все углы подвала и вновь остановился на мальчиках, уткнувшихся носами в пол. Затем Степа, а за ним и Вася почувствовали, как рука обшарила их карманы, сняла и надела фуражки.

– Оружие есть?

– Нету… ничего нету.

– Ну, вставайте.

Ребята, стараясь не опускать рук, поднялись. Луч светил прямо в лицо, и они ничего не видели.

– Что вы тут делаете?

– Дяденька, мы тут только играли… Мы играли в фашистов и коммунистов… – начал придумывать Степа. – Ну вот, мы играли, и нас ребята заперли здесь. Мы хотели выбраться. Нет, правда. Посмотрите сами, сколько мусора выкопали… Вон там…

Степа хотел показать рукой на кучу мусора, но вспомнил про пистолет и сейчас же поднял руку. – Руки можно опустить.

Фонарик приблизился к самому носу сначала Степы, затем Васи.

– Как тебя зовут?

– Меня или его? – переспросил Степа, выгадывая время, чтобы успеть придумать себе имя.

– Тебя.

– Меня зовут Шурка, а его Петька.

– Врешь.

– Нет, я не вру. Спросите хоть его…

Вася молчал. От неожиданности и страха он до сих пор не мог прийти в себя.

– Где ты живешь?

– Мы живем недалеко тут… улицы три подальше, если на трамвае ехать… в обратную сторону.

– Как она называется?

– Обыкновенно как…

Степа попал впросак. Он не знал ни одной улицы в этом районе, а врать нужно было правдоподобно: незнакомец мог легко установить правду.

– Как улица называется? – повторил он вопрос.

– Дяденька, я забыл. Вы меня так напугали, что я даже забыл. Нет, вспомнил. Проспект Газа*…

– Опять врешь. Как же все-таки вы сюда попали?

– Я же говорю: мы играли… – начал было Степа, прижимая руки к груди.

– Довольно врать! – перебил его незнакомец. – Где-то я видел вас… Отвечай-ка правду. Три дня тому назад вы не дежурили на огородах, в Старой Деревне?

– Нет… Первый раз слышу.

– С вами был еще третий, Миша Алексеев.

Ребята переглянулись. Вася начал приходить в себя и, как говорят, обрел дар слова.

– Что вы, дядя! В Старой Деревне? Так далеко нас мама не пустит, – сказал он, вытирая нос.

– Ну, тогда придется о себе напомнить, – сказал незнакомец. – Вспомните-ка… Утром вам продукты привез один шофер. Вы его за диверсанта приняли…

С этими словами незнакомец перевел луч света на свое лицо. Ребята сразу узнали его, и, когда луч фонарика снова осветил их перемазанные лица, они радостно улыбались.

– Ой, дядя… Как вы нас напугали!

– Я думал, что вы тот… – сказал Степа. – Вот, думаю, крышка нам…

– Ну а теперь приведите себя в порядок, отряхнитесь и рассказывайте, как вы сюда попали.

– Дядя, а как вас называть? – спросил Вася.

– Фамилия моя Трифонов. Так и называйте.

* * *

Иван Васильевич вернулся в кабинет и прилег на диван, но спать ему не пришлось. Зазвонил телефон.

– Слушаю.

– Иван Васильевич?

– Я.

– Трифонов говорит. Я достал то, о чем сообщал. Попутно двух пареньков знакомых встретил. Степан и Василий. Как поступить?

– Откуда вы говорите?

– Из Московского района.