Амальгама 2. Тантамареска - Владимир Торин

– Людьми правит жажда власти. А людьми должна править…

– Любовь! – хотелось кричать Глафире, но крик не получался, она просыпалась и подолгу думала.

Чего хотят люди? Секса? Еды? Денег? Но, по большому счету, и секс, и деньги, и еда – это и есть власть. Власть над себе подобными и возможность управлять ими, применяя любой пункт из этой триады во благо себе.

А зачем? Зачем это непреодолимое желание власти над себе подобными? Что это дает? Продолжение рода? Уничтожение конкурента? Ответ Глафира не знала. Ведь, действительно, если миром начнет править любовь, как говорит этот странный тип из сна, желание власти уничтожится. Не нужно будет унижать или подчинять ближнего своего, так как ты его полюбишь. Но всем людям ведь все равно хочется жить хорошо, иметь какие-то блага и они же все равно полезут куда-нибудь за этими благами, отталкивая друг друга… Хотя стоп: они ведь не будут отталкивать друг друга – они же любят друг друга, значит, они, наоборот, будут друг друга к этим благам пропускать. «Нет, простите, только после вас!» – «Ну что вы, даже не сдвинусь с места, пока вас не пропущу!» – «Позвольте, любезный, все-таки вас пропустить к этим самым благам, ну, пожалуйста, ну я настаиваю!» Глафира живо представляла себе двух учтивых толстяков, которые стоят голые около красивого дерева с райскими плодами и настойчиво, хватая друг друга за руки, пытаются этими плодами друг друга угостить. Девушка снова засыпала улыбаясь.

Однажды ей приснился очень странный сон. Про любовь. Почему Глафира решила, что этот сон – про любовь, она не знала. И кто такой этот Рудик? Она почему-то запомнила это странное имя – «Рудик». И любовь в этом сне явилась переливающейся стихией, принимавшей то облик океана, то порыва ветра, то урагана, то извержения вулкана. Любовь была вокруг всего, она обволакивала, обжигала и охлаждала. И этот яркий разноцветный поток нес по космическому мирозданию маленькую песчинку. Этой песчинкой и был Рудик. Абсолютно счастливый, веселый и пьяный.

Глафира понимала, что этот мировой океан любви и Рудик как-то связаны с рыжим вихрастым пареньком, только не могла понять, как. А любовь переливалась цветами радуги, носила на своей поверхности счастливую песчинку и согревала душу теплом. В бездонном голубом небе летали яркие хвостатые птицы и пели чудесные песни.

Но однажды небо посерело, цвет куда-то пропал, океан исчез, превратившись в мутную лужицу на изломанном асфальте, а вместо песчинки появился человек – маленький, измученный, с выпученными глазами. Человек лежал на боку, как лежит дельфин, выброшенный волной на берег. И дышал он так же тяжело, как выброшенный на берег дельфин. Глафира понимала, что это и есть Рудик и что он умирает. Глафира увидела, как откуда-то издалека бежит к Рудику, размахивая руками, тот самый рыжеволосый парень. Девушка тоже замахала руками, чтобы парень заметил ее. Но он не замечал и все бежал, бежал, бежал…

– Уважаемая Глафира, Совет Десяти ждет вас.

Глафира достала медальон. Встречающий кивнул. Все происходило точно так же, как в том ужасном сне. Проход в молчании через «Бумажные ворота». Та же лестница Гигантов, тот же наспех и на века замазанный черной краской потрет Марино Фальеро в зале заседаний Большого Совета.

Когда Глафира подошла к монументальным дверям Совета Десяти, она вспомнила о схватке на ножах с юношей Атулом. И вздрогнула. Потому что в том сне она тоже у дверей Совета вспомнила именно Атула. И тогда тоже вздрогнула. Ну а с другой стороны, ничего удивительного в этом не было: победить гибкого и сильного индуса Глафира действительно не могла. Она была хитрее и умнее, но спарринги Атулу всегда проигрывала. Навсегда запомнила Глафира и его жестокие глаза, хладнокровные глаза убийцы, которому помешали исполнить задуманное. Только когда Атул бесследно исчез, Глафира стала единоличным лидером в группе. А исчез он именно по решению Совета Десяти, когда накануне Глафира, безнадежно проигравшая ему спарринговую схватку, так же стояла, вся дрожа, перед этими величественными дверями и боялась неминуемого наказания. Совет Десяти наказывал жестоко и часто даже слишком жестоко.

– Внесите зеркало, – Председатель нетерпеливо махнул рукой, и два монаха поставили перед Глафирой большое старинное зеркало.

Глафира невольно поежилась, вспомнив, как во сне она упала без сознания, взглянув в древнюю затуманенную Амальгаму. Но отказаться посмотреть в поднесенное Советом зеркало невозможно. Это – бунт, дерзость, которая в своей безрассудности граничит с безумием. И никто не знает, что за зеркало тебе поднесли… Глафира решительно шагнула вперед и увидела свое отражение. Черные растрепанные волосы, черный кожаный плащ, жгучий взгляд черных глаз. Она как будто почувствовала легкое дуновение теплого ветра венецианской лагуны на своем лице. Впрочем, этот эффект быстро пропал. Зеркало оказалось совершенно безобидным.

Глафира вопросительно посмотрела на почтенных заседателей Совета, лица которых скрывали старинные венецианские маски. Молчание стало тягостным. И его разорвал визгливый голос, которого Глафира уже ждала:

– Глафира, Совет спрашивает тебя, когда ты наконец обуздаешь свою похоть?

Девушка улыбнулась, вспомнив, что все это уже слышала во сне, и промолчала. Блестящие глазенки говорившего, заметные в прорезях маски, красноречиво подтверждали, что все «ужасы Глафириной похоти» были пределом мечтаний их обладателя.

– Брат, предлагаю обсудить ее похоть в другой раз, – раздался голос, который Глафира узнала бы из многих тысяч. Это был голос ее учителя, почтенного мастера Джузеппе, человека, который заменил ей отца и чье изображение по сей день может видеть любой турист, разглядывая знаменитую «Львиную пасть», куда венецианцы складывали доносы. Каменное лицо человека, в рот которого складывали доносы, внешне ужасное, с лохматыми бровями и гневным взглядом, на самом деле было лицо доброго и очень ранимого человека – основателя первой школы Хранителей Бенедитто Борсолони. Учителя Глафиры звали Джузеппе Борсолони, и он был очень похож на своего знаменитого предка. Борсолони всегда были воспитателями в секретной школе, где готовили Хранителей для выполнения особо опасных и важных миссий. Ходили слухи, что члены этой семьи даже путешествовали во времени, используя таинственную силу венецианских зеркал, которую из столетия в столетие пытались разгадать разные смельчаки. Людей из этого рода уважали и боялись. Бессменные члены Совета Десяти, Борсолони сконцентрировали в своих руках мощнейшую власть. Но при этом всегда оставались простыми преподавателями в секретной школе на одном из островов венецианской лагуны, из века в век воспитывая стойких солдат, железных хранителей, для которых не существовало невыполнимых задач и которые были как будто высечены из стали.

– Глафира, скажи Совету, что удалось тебе узнать от похищенного в Гаэте человека? – густой грудной голос Председателя отвлек девушку от ее мыслей.

– Мы говорили совсем немного. Он сказал, чтобы я привезла его к вам, и тогда он расскажет какую-то страшную тайну, – Глафира говорила почтительно и, действительно, не лукавила. Все так и было. Тот странный пленник, которого она за одну ночь домчала из Гаэты в Венецию на мотоцикле и передала посланникам Совета, был немногословен и мужествен.