Искусство убивать. Расследует миссис Кристи - Эндрю Уилсон

– Доброе утро, – сказала я, выдавив улыбку.

– Доброе утро, дорогая! – отозвалась она. – Я вижу, сегодня вы выглядите гораздо бодрее, – если вы простите мне такое замечание.

– Конечно, конечно. Я действительно чувствую себя намного лучше. Простите, что была вчера такой неприветливой.

– Не за что извиняться. Не хотите позавтракать вместе со мной? Мистер Робсон сегодня, к сожалению, не в форме: расстройство пищеварения.

– Это очень любезно с вашей стороны, но мне обязательно надо написать несколько писем. В последнее время я порядком запустила переписку.

– Да, разумеется, это важно. Тогда увидимся за обедом?

– Возможно.

Я прошла к своему столу и заказала два вареных яйца, тосты и чай. Достав из сумочки записную книжку, я стала просматривать записи, которые делала с тех пор, как Кёрс возник в моей жизни. Они показались мне весьма примечательными. Я, безусловно, могла использовать эту историю в какой-нибудь книге, но она неизбежно была бы гораздо мрачнее тех благостных романов, которые я писала прежде. В них все загадки разъяснялись, все вставало на свои места, восстанавливался нормальный ход вещей. Зло изгонялось со страниц книги и из головы читателя, воцарялось добро. Но явился Кёрс и нарушил эту гармонию.

Я задумалась над вопросом, откуда столько зла в этом человеке. Возможно, оно было присуще ему от рождения, или ему пришлось пережить нечто ужасное – с ним жестоко обошлись, он понес тяжелую утрату и все такое прочее. Что исковеркало его психику? Когда этот кошмар кончится – о, как я желала, чтобы это произошло поскорее! – я хотела бы задать Кёрсу несколько вопросов. Интересно, как он поведет себя, когда полиция нагрянет к нему? Я понимала, что во мне он видит всего лишь женщину, которой он может манипулировать по своему усмотрению. Я подчинялась ему из страха, что он или какой-нибудь подонок из его шайки погубит репутацию Арчи, а также, что неизмеримо страшнее, расправится с моей дочерью. Но я не дам негодяю шанса сделать это. После завтрака я отправлюсь в полицию и изложу там всю историю. Затем я позвоню Шарлотте и скажу, чтобы она присматривала за Розалиндой и не выпускала ее из дома. Я велю ей запереть все двери в Стайлзе и не открывать их никому.

Я пила чай и пыталась вообразить свое будущее. Если наш с Арчи брак окончательно распадется – а мне приходилось признать возможность этого, – то начнется новая жизнь, с Розалиндой и Шарлоттой. И разумеется, у меня останется моя работа. Я чувствовала, что ко мне вернулась способность писать. Вероятно, этот перерыв в работе, творческий кризис, был мне необходим и пережитый мною мрачный эпизод окажется полезным. «Все это было не напрасно», – подумала я. Допив чай и взяв пальто и сумочку, я покинула ресторан и направилась к выходу из отеля. Но тут я услышала, как кто-то произносит знакомое имя:

– Миссис Нил! Миссис Нил!

Я не сразу сообразила, что это относится ко мне. Я подошла к стойке регистратуры, где сидела симпатичная молодая шотландка, с которой я разговаривала по прибытии в гостиницу. Я вспомнила, что ее зовут Мойра. Красивое имя. И если я не ошибалась, оно что-то значило в Древней Греции[9].

– Вам пакет из Лондона, – сказала девушка.

– Да что вы? – произнесла я, гадая, что бы это могло быть.

Мойра вручила мне маленький пакет, и я похолодела. На нем была надпись, сделанная почерком Кёрса.

– Миссис Нил, вам плохо?

– Нет, все… хорошо. – Сначала я не знала, что сказать, но потом меня вдруг прорвало: – Это, должно быть, кольцо. Я, похоже, потеряла его в «Харродсе».

«Интересно, – подумала я, – почему это слова сами собой слетают с моего языка, когда я говорю неправду?»

– Вам повезло, что его нашли, – заметила Мойра с некоторым сомнением в голосе. Пакет был слишком объемист для одного кольца.

– Да, действительно. Спасибо.

Я со страхом отнесла пакет в свой номер. Закрыв дверь и заперев ее на замок, я присела на кровать и стала осторожно разворачивать бумагу. В нос мне ударил неприятный запах сырой земли.

Я похлопала по пакету сбоку, но внутри ничего не шевелилось. Раскрыв его, я заглянула внутрь. Там было что-то, напоминающее маленький детский кулачок, завернутый в тонкую оберточную бумагу.

Сделав глубокий вдох, я сунула руку в пакет и тотчас отдернула ее, когда пальцы нащупали что-то мясистое и мягкое. Сверток упал на постель, и я, испугавшись, что эта гадость испачкает простыни, отнесла его в раковину под умывальником. Минуту-другую я постояла, борясь с тошнотой и думая, что с этим делать. Откуда Кёрс взял эту мерзость?

Я заглянула внутрь еще раз. Никакой записки вложено не было. Очевидно, Кёрс считал, что вещь говорит сама за себя.

Между тем из пакета на белый фарфор стала вытекать кровь. Я медленно и осторожно стала разворачивать оберточную бумагу и увидела клочок чего-то коричневого. Шерсть? Обертка раскрылась, и появились когти, четыре розовые подошвенные подушечки и одна темная, пястная. Это была отрубленная собачья лапа с обнаженными хрящами и сухожилиями, окрашенными кровью. Это была лапа Питера! Я даже не вскрикнула, а взвыла. Бедный Питер! Чем он заслужил это?

Но, по-видимому, из-за внезапно хлынувших слез я не сразу разглядела лапу как следует. Шерсть у Питера была такого же цвета, однако на лапах, которые я столько раз держала в руках, сравнивая их с кроличьими, она перемежалась с белыми прядями, а здесь их практически не было.

Я прикоснулась к коричневому меху, который оказался гладким как шелк. Мой желудок в знак протеста едва не изверг свое содержимое, но я, опершись рукой о раковину, заставила его успокоиться и стала более внимательно рассматривать лапу.

Нет, она, слава богу, принадлежала не Питеру, другой собаке, не ожидавшей от человека ничего плохого. Кёрс решил продемонстрировать мне, на какие жестокости он способен. Мне не хотелось думать о том, как он сделал это и какую боль испытывала собака. Я только надеялась, что после экзекуции Кёрс хотя бы избавил беднягу от страданий навсегда.

Я снова завернула ужасную посылку в перепачканную кровью бумагу и, достав из сумочки носовой платок, обернула им лапу в качестве дополнительной защитной оболочки. Положив отрубленную конечность в пакет, я пошла к дверям, но в этот момент у меня подкосились ноги. Я схватилась за спинку кровати, чтобы не упасть, и разрыдалась. Мне представилось, как Питер, чрезвычайно общительный пес, виляет коротким хвостиком при виде незнакомца, который наклонился к нему, чтобы погладить, а тот грубо хватает беднягу, задрожавшего от страха, и… О дальнейшем я даже подумать боялась.

Перед моим мысленным взором мелькнула и другая картина. Дочь играет в саду, и внезапно на ее лицо падает чья-то тень… Я с трудом заставила себя отвлечься от этих воображаемых ужасов.

Суперинтендент Уильям Кенвард стоял на берегу Мельничного пруда в Олбери, предвкушая близкий успех. Он был уверен, что выудит из этого пруда кое-какую информацию – в буквальном смысле слова. Кенвард усмехнулся этому каламбуру. А некоторые говорят, будто у него нет чувства юмора. Он велел своим людям раздобыть гигантские сети вроде тех, что были натянуты под проволокой в бродячем цирке для эквилибриста, чье выступление он видел еще мальчиком. Сеть опустят в пруд, на мельнице откроют шлюз, оттуда хлынет вода, а все крупные предметы – труп писательницы, к примеру, – застрянут в ячейках.