Домик на Юге - Маша Трауб

Надежный мужчина посмотрел на нее испуганными глазами Ляльки, когда та не понимала, пошутили или нет.

Карина думала: даже если бы Эдик знал, что дружит с ее любовником, это никак бы не отразилось на их дружбе. Однажды она не выдержала и сказала Эдику про любовника. Тот ответил, что она в надежных руках. Карина впервые за жизнь с Эдиком не поняла, шутит он или говорит всерьез.

То, отчего Карина убегала в парк, а Эдик выпаривал в бане, случилось. Сердце, почки, печень, нервы. Эдик лег в больницу. Карину хватило на неделю. Больше не приходила – звонила. Эдик все понял.

Эта часть эмоций, отвечающая за сострадание и заботу, у нее была заблокирована. Даже когда болела маленькая Лялька, Карина под любым предлогом сбегала из дома. Не потому что не жалела, не беспокоилась. Она просто дико уставала от необходимости бросить все и быть рядом. Самопожертвование ее никогда не восхищало. Человек выздоровеет и будет помнить только о том, как ломило тело и какой был кашель. Даже температуру будет помнить. А того, который приносил, уносил, подавал, захочет забыть, потому что он становится ненужным. Дети вообще все забывают. Лялька не помнила медсестру из поликлиники, которую Карина за отдельную плату просила посидеть с дочкой. То есть медсестру помнила, но чувство благодарности к ней в ее памяти не сохранилось.

У Эдика к тому же даже в больнице была бурная жизнь. Из палаты он устроил проходной двор, а тумбочку завалил так, что ее проще было выбросить, чем разобрать вещи. К Эдику приходили друзья, которым было все равно куда приходить. Заглядывали медсестры, которых Эдик смешил анекдотами и забрасывал комплиментами так, что они дышать не могли от счастья. Лечащий врач приносил коньячок, обсуждая с Эдиком политику и экономику. Даже нянечка припасала для Эдика лишнюю котлетку только за то, что Эдик, которому нянечка рассказала про сына, полюбил его как родного, хотя никогда не видел. Да и нянечка уже считала Эдика как минимум близким родственником. Приходила и Лялька, и Лялькин муж, и родители мужа. Все по очереди, по заранее составленному графику, ни разу не пропустив очередность визита. Эдик хохотал и просил не приходить, чтобы не отрываться от других дел, от внука. Лялька с родственниками смотрели на него с испугом и не понимали – что сейчас может быть важнее? Как можно не прийти? Им и в голову такое не приходило.

– Тебе что-нибудь нужно? – спрашивала у мужа Карина по телефону.

– Нет, Каринка. У меня даже говорящий ежедневник есть. По Ляльке можно часы сверять, – весело отвечал Эдик. – Сегодня должен прийти Лялькин муж, значит, вторник.

– А еда? – спрашивала Карина.

– Приходи, накормлю. Небось дома ничего нет? Если окажешься в районе, заскакивай на бизнес-ленч, – балагурил Эдик. – Ленусик, я тебя люблю. Веришь? – слышала в трубке Карина. Значит, к мужу зашла медсестра.

Даже неминуемого, неизбежного вопроса: «Почему не приходит жена?» – никто не задавал. Эдик, как думала Карина, дал убедительное объяснение, почему жена не может приходить. И наверняка все поверили. Во всяком случае, когда Эдик умер и Карине пришлось приехать в больницу, ее встретили как героиню.

– Детонька! – кинулась к ней нянечка. – Бедная моя. Как же ты намучилась! Ничего… ничего…

Друзья звонили и выражали соболезнования. Оградили ее от всех дел и забот. А она отлично себя чувствовала. Даже в парке бегала по длинной дороге. И неприлично похорошела перед похоронами.

Эдика похоронили весело. На поминках стоял хохот – друзья вспоминали фирменные анекдоты Эдика. Карине все советовали выйти замуж и тут же на правах старых друзей предлагали руки и сердца. Как положено, отметили девять и сорок дней. А потом Карина всех обзвонила и сказала, что уезжает. Никто так и не понял, куда и надолго ли? Кто-то говорил, что в деревню в Тверскую область. Кто-то – что за границу. Даже Лялька не знала, куда пропала мама. Да и не пыталась узнать. Тем более что для нее Карина не пропадала – звонила регулярно, спрашивала про внука…

Она появилась так же неожиданно, как и пропала. Через три года. Появилась на мероприятии, на которое всегда приходила с Эдиком и на котором всегда собирались все друзья.

– Каринка, – выдохнул кто-то.

– С Эдиком? – спросил еще кто-то.

Все замолчали и смотрели, как Карина пересекает зал. Она нисколько не изменилась. Такая же молодая и красивая, не тронутая ботоксом. Рядом с ней шел мужчина – Эдик. Только помолодевший лет на двадцать. Та же походка, та же прическа, те же глаза.

Карина подошла к друзьям и улыбнулась.

– Это Гарик, – представила она спутника, – мой муж.

Кто-то из друзей схватил официанта и стащил с подноса все бокалы с коньяком. Никто так ничего и не сказал.

– А я теперь дважды бабушка, – сказала Карина, – Лялька родила дочку.

Обстановка разрядилась. Уже через полчаса Карина стояла около фуршетного стола и смотрела, как Гарик, размахивая руками, что-то рассказывает друзьям ее покойного мужа.

– Как ты? – подошел к ней надежный мужчина. Уже давно не любовник.

Карина кивнула в сторону Гарика и друзей.

– Он очень похож на Эдика, – сказал надежный мужчина.

– Я знаю, – ответила Карина и улыбнулась.

– Странно.

– Ничего странного. Лялька и внук его обожают. Его вообще все любят.

– Как Эдика.

– Да, как Эдика.

Надежный мужчина кивнул и отошел.

Карина бежала по парку. Лавочка, дерево, пруд. Только женщина с коляской пропала. Карине не хватало этого ориентира. Она давно не бегала по этому маршруту. Но через неделю женщина появилась. Только коляска была другого цвета.

Семеновы, Саша и Оля, стали мужем и женой очень давно. Никто не помнил, насколько давно, помнили, что очень. Они подошли друг другу как-то сразу. Оля, в ту пору еще Иванова, единственная из всех женщин заметила Сашу Семенова. А Саша, единственный из всех мужчин, заметил Олю. У обоих было ценное качество для спецагентов – удивительная безликость. Спецагентами они не работали и от этой безликости страдали.

Оля Иванова работала помощником бухгалтера, Саша – экономистом. Оля выдавала Саше зарплату. Олю Иванову на работе называли девочкой из бухгалтерии, потому что никто из сотрудников не мог вспомнить Оля она, или Лена, или Ира, или Наташа – что-то очень простое и распространенное. То ли Иванова, то ли Петрова. Описать Олю было непросто – среднего роста, ни блондинка, ни брюнетка, волосы средней длины, обычная фигура. Ничем не примечательная девушка. Саша был таким же. Когда он носил очки, то его опознавали по очкам, но после того как Саша перешел на линзы, с опознанием стало совсем плохо. На корпоративных мероприятиях разного размаха Оля с Сашей обретали хоть какие-то отличительные черты. Оля красиво раскладывала по тарелкам сыр, втыкая петрушку в серединку, а Саша занудно и громко рассказывал несмешные анекдоты, которые знал в немыслимых количествах. Их чувство было неизбежно – Оля оказывалась единственным благодарным Сашиным слушателем, а он – единственным ее кавалером по танцам. Потом их и сажать за столом стали вместе, чтобы не мучиться.